communist.ru

Главред «Эха Москвы» Венедиктов, 22 июня обвинивший Сталина в том, что он «прос(п)(р)ал начало войны» и сопроводивший твит известной карикатурой американца Берримена с Гитлером в образе жениха и Сталиным в образе невесты, позже в программе «Персонально ваш» разъяснил свою позицию относительно начала войны подробнее.

Итак:

«Послушайте… это касается 22 июня, я действительно опубликовал карикатуру знаменитую, документально подтвержденную 40-го года, где Гитлер как жених ухаживает за Сталиным в платье, обнимает и целует его. Это правда. Тут нечего обсуждать. Это документ эпохи 40-го года. Она была опубликована в западных газетах. И, действительно, Гитлер обхаживал Сталина. А что, разве нет? И, действительно, вырывал у него согласие, если хотите. А разве нет?

Ведь действительно в 39-м году был подписан договор «о дружбе». «О дружбе и границе», — назывался он. Все забывают, что было два договора. Один договор 20 августа 39-го года, он, действительно, был «О ненападении». А второй договор после раздела Польши, он был «О дружбе и границе». То есть у нас была дружба с гитлеровской Германией. Да, это правда. Действительно, люди, которые выросли в Советском Союзе, этого не знали. Это тщательно скрывалось. А теперь не скрывается.»

Упоминаний о договоре «О дружбе и границах» в советской литературе мне найти действительно не удалось, однако уже не первое десятилетие об этом договоре пишут в общедоступной литературе, и собственно его текст отнюдь не свидетельствует о том, что подписавшие его страны стали политическими союзниками. Путать дипломатический язык с реальной сущностью отношений могут только очень наивные люди.

Что название «договор о дружбе» отнюдь не обязывает у дружбе, можно судить хотя бы по тому, что сейчас действует Договор о дружбе, сотрудничестве и партнёрстве между Российской Федерацией и Украиной. Или вспомним Московский договор 1921 г. («о дружбе и братстве») между РСФСР и Турцией.

Договор о дружбе был у СССР с 1933 г. и с фашистской Италией (удивительно, что это еще не ставят Сталину в вину!). Это ни капли не не мешало СССР и Италии 3 года спустя оказаться противостоящими сторонами в Гражданской войне в Испании, имевшей многие признаки «опосредованной войны».

Главным же в советско-германском договоре была не «дружба» (не определявшаяся никакими действиями, кроме взаимного запрета польской пропаганды в одном из секретных протоколов), а определение границы: Германия признала частью СССР Западную Украину и Западную Беларусь (в открытой части), а также отказалась от претензий на Литву, предоставив свободу действий СССР (в секретной).

Как же выглядят действительные договоры, устанавливающие военно-политический блок, можно увидеть, прочитав советско-французский пакт о взаимопомощи 1935 года (почему он не сработал, ответить должны французы) или, с противоположной стороны, «стальной пакт» мая 1939 г. между Германией и Италией. Но вернемся к Венедиктову.

«И вопрос, кстати, о трагедии 41-го года – это серьезный вопрос. Я не буду вам говорить о погибших, о потерянных территориях. Я скажу вам только одну цифру: Красная Армия на 22 июня 41-го года имела 5 миллионов военнослужащих. За полгода войны до 5 декабря 41-го года в плен попало 3 миллиона 385 тысяч. И это самые минимальные данные, которые признаются российскими историками так называемой просталинской направленности. Вопрос: по чьей вине… в плен?.. Не погибли, защищая страну – а в плен… 9 тысяч танков исправных, на ходу было захвачено гитлеровцами за эти 5 месяцев войны. По чьей вине? Кто за это отвечает? Конечно, не те люди, которые попали в плен, во всяком случае большинство из них».

Если говорить не о погибших и не о потерянных территориях, а о пленных, то ответ давно известен — при глубоких окружениях оказываются потеряны не только боевые соединения, но и весьма значительные численно тыловые подразделения. СССР стал не первой жертвой блицкрига — разница с Польшей или Францией оказалась как раз в том, что СССР оказался способен продолжить сопротивление после тяжелых поражений. Но Рыдза-Смиглы (которому оправданием может служить объективная слабость Польши) и Рейно к ответу не зовут, кажется, даже в их странах.

«И давайте тогда вспомним, какую позицию занимал товарищ Сталин по поводу начала войны. Давайте вспомним, что он писал на донесениях начальника разведки. Кстати, между прочим, я сегодня вечером выложу в своем Инстаграме книгу, где опубликованы эти донесения. Каждую неделю сообщали…»

В том и дело, что сообщать о грядущем наступлении войны каждую неделю — это все равно, что не сообщать вовсе (а сообщали если и не каждую неделю, то регулярно). Личная храбрость советских разведчиков сомнений не вызывает и заслуживает уважения, но в потоке передаваемой ими неточной информации точная потерялась.

Или Алексей Алексеевич считает, что советское руководство во главе со Сталиным вообще не ждало войны? Это довольно популярное мнение, но оно опровергается тем, что реально делалось во всех сферах хозяйства и управления СССР.

Процитирую z_z_zanuda:

Декабрь 1940-го года. Из Архангельского ВО в Череповец приходит требование прислать полное описание экономических и мобилизационных возможностей города. Тогда же, в декабре 1940-го года начинается переоборудование городских зданий под госпиталя. Работы по переоборудованию зданий школ, училищ и механического техникума находятся на контроле председателя горисполкома Смирнова, сам же Смирнов о ходе работ отчитывается в Архангельский ВО. Плановый срок окончания работ — 1 июня 1941-го года. Сроки, правда, выдержать удалось не по всем объектам, но в данном случае важно не это. 1940-й год, Череповец вовсе не промышленная столица Северо-Запада. Совершенно заштатный городок с населением 38 тыс. человек. И железной дорогой. И пехотным училищем, недавно перенесённым из не помню уж какого города. И ещё фельдшерско-акушерским училищем.
Совершенно очевидно, что руководство заштатного городка _знало_ о надвигающейся войне и как могло к ней готовилось. А ведь до сих пор не перевелись люди, которые уверены, что и Сталин не верил в саму возможность нападения, и военные высокого ранга. Нет, не понять мне людей никогда.

Это, разумеется, один из множества примеров.

«Поэтому такое неуважение к этим людям, которые оказывались в этих котлах… Есть же по каждому котлу… А почему их брали – почему? Посмотрите «киевский котел»: 665 тысяч пленных. Посмотрите, как предлагали Сталину отводить, увести, как Кутузов увести… вывести из плена… «Киев не сдавать!» 665 тысяч бойцов, их них порядка 300 тысяч, видимо – это резервисты, только-только призванные… даже уже не резервисты. И еще 350 тысяч человек, которые должны были быть готовы к войне.
(…)
«Мог ли заблуждаться Хозяин?..» — здесь меня спрашивают… Он заблуждался. Но за свои заблуждения заплатил чужими жизнями. Об этом надо говорить. Он заблуждался в датах нападения.»

Но тем не менее война закончилась в Берлине, а не в Киеве, Москве или Сталинграде — следует ли из этого, что заслуги советского руководства перевесили ошибки? А что все полководцы во все времена за заблуждения платили чужими жизнями, то такова специфика военного дела. Увы, по-другому воевать невозможно.

Если же говорить, в чем Сталин заблуждался более всего — так это, вероятно, в том, что не ожидал, что Францию немцы съедят так быстро.

А Франция, на секунду, довольно сильная экономически (а экономика сильно влияет на развитие армии) страна — подушевой ВВП Германии превосходил французский в 1,12 раза, а советский — в 2,3. Насколько влиял уровень развития страны на механизацию вооруженных сил — можете догадаться сами. Одна из победительниц Первой мировой (и государство, извлекшее и результатов победу все возможные выгоды) не знала ни принудительного сокращения армии и запрета на танки и авиацию послеверсальской Германии, ни разрухи и изоляции послереволюционной России. У Франции на подготовку к войне было 20 спокойных лет (тогда как Германия начала полномасштабно готовить к войне только с приходом к власти Гитлера, а для СССР межвоенное двадцатилетие отнюдь не было спокойным. Кроме того, Франции помогала и Англия (для которой это кончилось Дюнкерком). И тем не менее — 5 недель от начала немецкого наступления (которое, в свою очередь началось через много месяцев после объявления войны) до капитуляции.

«Вот опять: «Президент Путин сказал, встречаясь с учеными, с членами Академии наук, что Германия напала вероломно на Советский Союз». Чью веру-то поломал Гитлер? Кто верил-то? Кто, таким образом, не оценил угрозу? Ну, если ты, извини меня, председатель Совмина (Совет народных комиссаров) – первое лицо в государстве у нас председатель Совета народных комиссаров, а одновременно Генеральный секретарь ЦК ВКП(б). Ты отвечаешь. Или Калинин, более-менее, глава Верховного Совета?»

Как говорит нам словарь Ожегова, «вероломный — коварный, действующий путём обмана, измены«.

Вероломный Гитлер не потому, что ему «верили» (один видный политический деятель в миролюбие Гитлера, впрочем, и правда верил, и кончилось это для его страны плачевно. Звали деятеля, как вы, наверное, догадались, Чемберлен), а потому что он нарушил договор, который заключил.

Что Гитлер — агрессор было известно всем, но кое в чем с СССР он перешел на новый уровень: ранее нацистская Германия сначала выдвигала претензии (становящиеся все более наглыми и невыполнимыми), а только затем переходила к прямой агрессии. К СССР же Гитлер не предъявил никаких требований, а войну объявил после фактического начала агрессии — потому и вероломный.

«Да. День Победы 9 мая… Это вы расскажите, конечно, тем, кто не вернулся. Да, День Победы. Конечно, победили, и все победили. И знаете, кто больше всего выиграл от этой победы? Немцы выиграли, что у них мы и наши союзники свергли фашистский режим. Немцы от этого выиграли. Он нашей победы выиграл немецкий народ. Просто имейте это в виду. И это очень хорошо.»

Фашистские режимы контролировали большую часть Европы уже до начала Второй мировой войны — но народам Советского Союза фашизм нес непосредственное уничтожение, а самим немцам — все-таки пришлось много легче, чем народам, жившим под их оккупацией. Верный зачаток мысли (в ГДР 9 мая и праздновали как день освобождения) доводится до явного преувеличения.

«Конечно мы тоже выиграли, только давайте все-таки говорить о том, можно ли было за эту победу заплатить другую цену, не погибшими в плену 3 миллионами пленных – вот хотя бы эту цену. Можно? Или их можно списать как биомусор? Давайте об этом подумаем.»

Ложная альтернатива — «списать как биомусор»никто не предлагает; а если автор хочет сказать, что возможность обойтись меньшими жертвами была — то на нем и лежит бремя доказывания того, как это было бы возможно. При этом, разумеется, такие доказательства должны исключать и послезнание — те факты, на которые мы можем опираться сейчас, но из современников Сталина их не знал еще никто или почти никто.

В очередной раз можно видеть как сформировавшиеся предубеждения человека перевешивают в картине мира реальные факты.

iwia