communist.ru

Представитель ультраправого Нацфронта Марин Ле Пен лидирует во французских президентских рейтингах. Герт Вилдерс и его ультраправая «Партия Свободы» могут взять первое место на ближайших голландских выборах 15 марта. Говорят, что популярность ультраправых — это какой-то «новый феномен» для Европы, что это чуть ли не «эффект победы Дональда Трампа на выборах в США». В реальности ситуация ровно обратная. «Победное шествие» ультраправых началось с развалом СССР и соцлагеря, и именно мигранты из соцстран стали трамплином, который привел коричневых к власти.

Именно на гражданах этих стран европейские неофашисты обточили многие свои тезисы: второсортность мигрантов, якобы присущее исключительно им преступное поведение, развращенность и прочее. В дальнейшем эти наработки применялись ко всем остальным мигрантам.

Таким образом, проблема обозначила себя уже в 1980-1990-е годы, когда подобные ультраправые партии впервые появились в Европе как массовое явление. К началу 2000-х годов они стремительно увеличили массовую базу, доведя свою поддержку на выборах до 10% и даже выше в Австрии, Бельгии, Италии, Дании, Франции и других странах Европы.

Используя имеющуюся информацию, давайте взглянем на то, какая идеология лежала в основе влияния ультраправых партий Австрии и Италии в области иммиграционного законодательства. Здесь особенно видна преемственность целей и идеологии: цели и риторика ультраправых мало изменились за последние пару десятков лет, если не за полвека.

Успех ультраправых был обусловлен разными факторами, но для двух партий, который мы будем рассматривать — Партия Свободы, ПС (Австрия), и Лига Севера, ЛС (Италия),
— центральным пунктом программы был вопрос о миграции.

Активно спекулируя на этом вопросе, обе партии сумели мобилизовать в свою поддержку множество избирателей, которые связывали миграцию с угрозой потерять работу (из-за высокого уровня безработицы, так как мигранты отнимают их рабочие места), глобализацией и недоверием традиционной политической верхушки, ростом преступности, потерей «идентичности» и повышением нагрузки на муниципальные бюджеты. Это вполне стандартные пункты программы, когда любые мигранты ассоциируются с высоким уровнем преступности, сильной нагрузкой на местную социальную систему, угрозой сложившимся культурным порядкам (которые и без того меняются слишком быстро) и, наконец, потерей работы и угрозой местному рынку труда, который резко проседает, особенно по зарплатам, из-за массовой дешевой рабочей силы.

Посмотрим, насколько успешны были со стороны ультраправых попытки повлиять на выработку миграционного законодательства двух стран.

Начнем с Австрии. Поддержка Партии Свободы последовательно росла на протяжении 1990-х годов. На выборах 1999 года ПС стала второй по популярности австрийской партией после СДПА (Социал-демократическая партия Австрии), набрав на выборах 22,7% голосов.

В январе 2000 года было образовано правительство из ПС и Народной Партии (правоцентристы). Это вызвало ярость со стороны руководства стран-членов ЕС, которые поспешили ввести санкции против австрийского правительства. Санкции продержались недолго и были отменены уже в сентябре того же года. Противодействие «своим», доморощенным ультраправым уже тогда стоило слишком дешево в глазах политико-экономической европейской верхушки. Это доказали выборы в Италии 2001 года, когда коалиция Casa delle Libertà (Дом свободы), которая включала в себя партию Берлускони «Вперед Италия» (Forza Italia), ультраправых из ЛС и правых националистов (а по сути тех же ультраправых) из «Национального Альянса» (Alleanza Nazionale), стала правящей, и против нее также планировалось ввести санкции. Санкций не последовало.

Европе предстояло осознать тот простой факт, что в правительствах двух развитых стран будут сидеть ультраправые, мало отличные от неофашистов. Но ничего, европейские «демократы» проглотили эту горькую пилюлю и постарались утешиться тем, что они смогут контролировать политику членов ЕС.

Миграционные запреты в качестве идеологии

Приход ультраправых в двух выше обозначенных странах был в определенной степени логичен. После разрушения советского блока в Австрию ринулось громадное количество выходцев из него, устремившихся в «западный рай». Разразившаяся война в Югославии также внесла большую лепту в рост миграционных потоков в страну. Начиная с 1989 года, все больше и больше австрияков высказывало опасения по поводу ничем не контролируемой миграции из стран экс-советского блока и Югославии. Тогда же отмечается резкий рост ультраправых, неофашистских настроений, который отчасти были и антиславянскими.

Результат выборов через 14 лет — ПС третья, с 21,4% голосов.

Схожая ситуация была и в Италии, куда устремилось большое количество жителей из балканских стран, особенно из Албании. Между 1987 и 1992 годом количество итальянцев, которые полагали необходимым ограничить миграцию определенными исключительными случаями резко увеличилось. Одно из исследований 2001 года выявило, что 42,8% опрошенных беспокоились, что свободная миграция резко увеличит количество совершаемых преступлений, 25,2% опасались за культурную и национальную «идентичность», 32,3% опасались за рынок труда, которому мог угрожать неконтролируемый наплыв дешевой рабочей силы, которая могла способствовать росту безработицы.

Последнее требует вот какого уточнения. Италия долго была страной откуда шла миграция на север Европы: в Германию, Швейцарию, Францию, Британию. Однако, уже в 1980-х годах, из страны, откуда шла миграция, Италия превратилась в страну, куда устремилась миграция. Связано это было с резким подъемом экономики, которая в тот момент превзошла экономику Великобритании (спасибо Тэтчер!). Однако в отличие от периода бурного промышленного роста, когда миграция была направлена в промышленные центры, современная миграция оказалась направлена в первую очередь либо в третичный сектор, либо в новые индустриальные центры «северной Италии». Большинство из них образовалось недавно в до того сельской местности с абсолютно превалирующим местным католическим населением. Плюс миграция шла в города-мегаполисы типа Милана, Турина, Генуи, которые подверглись деиндустриализации и смене модели городской экономики с «заводского» на «финансовый» центр.

По сравнению с городами-мегаполисами, индустриализация небольших итальянских городов означала сохранение консервативных предпочтений населения в политической и социальной сфере. В отличие от промышленных центров недавнего прошлого, для работы на конвейерах которых подходила малоквалифицированная рабочая сила, новые промпредприятия требовали высокообученной и квалифицированной рабочей силы. Вместе с политико-социальными предпочтениями это означало постоянное провоцирование конфликтов и слабую возможность по интеграции низкоквалифицированной рабочей силы мигрантов. Одновременно с этим роботизация, автоматизация, децентрализация предприятий и изменение характера деятельности крупных городских центров означали отсутствие устойчивой занятости для мигрантов. Собственно, работа уже не была гарантирована даже для итальянских граждан, а уж мигранты тем более попадали в зону риска и имели большие шансы пополнить собой слой городских люмпенов.

Короче говоря, ЛС и ПС решили воспользоваться теми шансами, что им выпали, и сделали вопрос о миграции чуть ли не основным элементом своей программы. Так или иначе, но все оказывалось вращающимся вокруг него.

Иммиграция, преступность и общественная безопасность

И ПС и ЛС прямо связывали «рост преступности» и иммиграцию. Для этого использовался сенсационный язык. Мигранты назывались «заграничным потопом», якобы мигрировали «целые нации». «Потоки беженцев» исчислялись сотнями тысяч и, конечно же, «маленькая Австрия» не могла не задохнуться под ними. Италии тоже «пришлось несладко», ЛС прямо заявляла, что «городская преступность говорит на иностранном языке» и покушается на «права и спокойствие граждан».

Результаты голосования за ЛС в 2010 году. В некоторые регионах партия набрала 25% голосов и выше

Политически вина была возложена на местных «левых», чья слишком мягкая позиция по иммиграции привела к «угрожающей ситуации». «Левых» обвиняли в том, что их политика в области миграции направлена на удовлетворение их собственных интересов, что они таким образом завозят свой будущий электорат. Хайдер (ПС) в своих обвинениях дошел до того, что у противников его взглядов на миграционный вопрос доминирует мотив самоненависти, а лидеры ЛС утверждали о необходимости «обратной дискриминации» по отношению к местным жителям. «Итальянцев/австрияков обижают», — орали наперебой профессиональные итальянцы и австрияки. Надо сказать, что вопли не пропали зря, а легли на благодатную почву.

В пропаганде ЛС большую роль также играл мотив геттоизации мигрантов: они селятся в самых бедных районах, превращая их в гетто, где высок уровень преступности, наркоторговли и проституции. Что касается богатой верхушки страны, то она не обращает на это внимания, так как географически сегрегирована от подобных мест. Получается, что из-за их миграционной политики страдают местные жители. Доколе!! Схожих мнений придерживалась и ПС, которая утверждала, что мигранты образуют трущобы в городах, резко увеличивают уровень преступности и безработицу.

Ультраправые утверждали, что мигрантам это внутренне присуще: они живут в трущобах, потому что привыкли к этому, они преступники и проститутки, потому что это является их «культурным кодом». А это, в свою очередь, ведет к очередному витку преступности, росту трущоб и т. д. Ничего нового, однако с одной поправкой — говорилось это о наших согражданах, ринувшихся приобщаться к «западному раю».

Газета ЛС прямо связывала преступность и миграционную политику с пресловутым мультикультурализмом. Она уделяла повышенное внимание любым громким преступлениям, где убийцей был мигрант, а жертвой итальянец. Газета старалась не просто паразитировать на такого рода случаях, она их всячески раскручивала. Политические убийства связывались с тогдашней левоцентристской коалицией, которая правила с 1996 по 2001 годы. Таким образом, Лига Севера убивала двух зайцев — выпячивала пункт своей программы и увеличивала свою популярность, подрывая доверие к правящим «левым» путем их дискредитации (при этом избегая критики в адрес полиции).

ПС также играл на этом поле, но он больше уповал на морально-бытовое разложение — закат традиционной семьи, исчезновение «традиционных ценностей» и утрату местными жителями «возможностей определять жизнь в своих сообществах». Традиционно во всем оказывалась виновата молодежь, которая удовлетворяла свои стремления за счет местного сообщества, сливаясь в банды и занимаясь всяческими алко-нарко-секс непотребствами.

Для исправления ситуации обе партии предлагали следующие меры:

1. ужесточение законов о миграции и беженцах и гораздо более жесткий контроль за границами;
2. резкое уменьшение миграционных квот (миграция и занятость должны быть тесно связаны и должна применяться модель сезонной или «гостевой», т. е. кратковременной занятости);
3. местной полиции надо надо больше прав и материальных возможностей по борьбе с преступностью.

Борьба за идентичность

В отличие от обычных неонацистов, ультраправые склонялись в сторону культурного, а не биологического расизма. Что это означает? Заявляя, что ни одна культура не превосходит другую, они, ссылаясь в этом на демократические нормы и процедуры, заявляли, что каждый народ имеет право на свою собственную культуру, а значит, в случае покушения на нее имеет право защищаться от такого рода поползновений. Поэтому, «Европейская культура имеет право защищаться от вторгнувшейся культуры».

Все это восходит к Алену де Бенуа, который уже в 1960-е годы подчеркивал в своих произведениях право на «культурную разницу». Согласно его взглядам, «человеческое существование зависит не от природы, а от культуры, не от биологии, а от истории». А раз так, то надо изо всех сил противостоять универсализирующим попыткам левых и либералов, которые критикуют колониализм, европейское доминирование (политическое, военное, экономическое, культурное) и т. д. Раз культуры равны, любые попытки «уравниловки» в виде большей поддержки культур экс-колонизируемых народов нарушает баланс и ставит европейскую культуру в худшие условия. В тоже время, сами по себе культуры бывших народов колониальных окраин имеют полное право сопротивляться европейской культуре. Главное, чтобы не происходила ассимиляция культуры и ее однородность.

Если перенестись с европейского континента на Запад, в США, то позиция Бенуа во многом прямо схожа с позицией республиканцев 1970-х годов, которые формально уравняли цветных американцев в правах с белым большинством. То, что при этом не было и близко фактического равенства, хотя бы стартовых возможностей, республиканцев не задевало ничуть. Главное, черные были равны перед законом, а между собой они могли устанавливать любые правила, ведь, в конце-концов, это же их гетто. Правда, в нем они оказались благодаря властям, но на такие мелочи ни Никсон, ни Киссинджер внимания не обращали.

Соответственно, как и в США, право на культурное различие оказалось тесно связано с самосегрегацией — отделением или даже исключением культурно-разностных групп, поддержкой местных сообществ. Еще до подъема ультраправых популистов, мультикультурализм почитался сторонниками Бенуа источником всяческих зол. Впрочем, сама концепция мультикультурализма была настолько запутанной и так по-разному трактовалась, что списывать на него можно было все, что угодно. Идеальный жупел.

Ультраправые использовали наработки Бенуа и сотоварищи, активно выдвигая требования «выбора подходящих культур и религий», пригодных для интеграции. Из-за возможных сложностей по интеграции разнокультурных элементов, от правительства требовалось ограничить число мигрантов, которые бы могли быть интегрированы без того, чтобы создавать непосильное бремя на «социальное и культурное производство общества».

ПС ввела в свою программу такой термин как Heimat, который означал «культурную идентичность». Согласно программе, это было ни что иное, как «географически определенные, исторические группы, имеющие свой культурный путь». Поскольку только местные обитатели обладали тем, что можно было бы назвать «чувством Родины», это означало, что они в деле защиты Heimat должны были обладать правом контроля, остановки и возражения против неконтролируемой миграции. Мультикультуралистские эксперименты осуждались, а на «левых», правящую верхушку и высшую бюрократию возлагалась ответственность за непонимание чувств рядового гражданина, который просто хочет оградить свою малую «родину» от их поползновений.

Переводя на емкий язык политических девизов, разглагольствования Хайдера и компании можно спокойно уложить в лозунг российских фашистов «Россия — для русских, Москва —для москвичей».

Демонстрация против политики, которую проводит Партия Свободы в Австрии

Схожие заявления делала и ЛС, доведя все до логического конца и провозгласив опасность превращения местного населения, ясное дело, белого, католического и итальянского по этническому происхождению, в «меньшинство на своей собственной земле».

Согласно программам партий, преимущество должно отдаваться мигрантам-европейцам, христианам или мигрантам, подвергшимся ассимиляции и уже второе-третье поколение проживающим в Европе. Для всех остальных места не оставалось.

Надо понимать, что узловым моментом в противостоянии с «мультикультурализмом» у обеих партий была натуральная «война с Исламом». Уже в 1997 году ПС сделала заявление, согласно которому христианство являлось фундаментальным основанием Европы. Аналогичным образом и ЛС сделала упор на теме традиционного для Италии католицизма (как эта традиция утверждалась — это уже было не важно, как и в случае с ПС) и сопутствующих ему тем в виде «традиционных христианских ценностей» и «традиционной семьи» (здравствуйте, скрепы!).

Обе партии выпячивали исторические противостояния между «христианской Европой» и «исламским Востоком». ЛС заявляла о неразделимости церкви и государства в Исламе, а значит о постоянной путанице между личным и общественным, религиозным и светским. В силу всего этого, по мнению ЛС, Ислам представлял собой прямую угрозу «европейской демократии». Особенно партия возражала против сооружения мечетей, который представляют собой «единение религиозной, политической и социальной власти», в которых зарождаются «все народные восстания и волнения».

Схожим образом Ислам критиковали и лидеры ПС, делая особый упор на том, что он ускорит нежелательные последствия для христианской религии (видимо, отступление от нее молодежи). Еще большую опасность представляет собой увеличение из-за иммиграции доли молодых семей (и образование смешанных пар), которые еще больше поспособствуют ухудшению ситуации с «традиционной религией».

Обе партии считали, что правительству необходимо завозить только тех мигрантов, которые могут быть легко адаптированы. Законы, облегчающие воссоединение семей, поддерживающие религии и культуры этнических меньшинств, особенно в общественных институтах, таких как школы, должны быть отменены. Взрыв башен-близнецов 11 сентября 2001 года рассматривался ультраправыми как зримое доказательство их позиции по вопросам миграции.

Иммиграция, занятость и социальная помощь со стороны государства

Мало кто удивится тому, что обе партии возлагали на мигрантов «ответственность» за безработицу среди местного населения. Потеря работы, рост безработицы, падение зарплат, снижение материального уровня работающего населения — все эти темы активно эксплуатировались ультраправыми в надежде завоевать поддержку населения. И в целом это удалось. Хайдер активно спекулировал цифрами, утверждая, что чуть ли не половину рабочих мест правительство создает для мигрантов. В 1996 году он заявлял, что количество безработных и работающих мигрантов сравнялось, а значит «разве это честно, что граждане страны остаются без работы, когда приезжие ее получают?» Демагогия, статистически ничем не подкрепленная, тем не менее отлично сработала в условиях роста числа мигрантов и потери работы частью населения, особенно в провинции.

ЛС делала схожие заявления. В то же время ее выдвиженец на пост Минтруда Роберто Марони в 2001 году сказал, что преимущество в квотировании необходимо отдавать северянам, итальянцам и европейцам, а работу предоставлять в сообществах такую, на которую не соглашается уже никто. Газета партии дополнительно заявляла, что наплыв мигрантов может привести к «войне среди рабочих» (из-за замещения дешевой силой мигрантов итальянских рабочих, росту среди них бедности и т. д.), чего, конечно же, она не собиралась допускать. Чтобы этого не было, миграционной рабочей силе должны были предъявляться дополнительные требования в области производительности труда.

ЛС прямо связывала социальные траты и нагрузку на социальные службы с «мусульманским вторжением». Газета партии написала в одной из статей, что в силу «социалистического характера нашей страны» мусульмане ведут себя подобно паразитам и нахлебникам, медленно грабящим принявшую их страну. Газета призывала своих читателей защитить свою страну от «вторжения» при помощи резко уменьшения социальных ассигнований, написав, что будет ни чем иным, как «защитой самих себя от более легкой версии Джихада». Как видно, здесь партия умудрилась грамотно связать большое государство и миграционную политику, проявив свою правую сущность в полной мере. В принципе, в этом нет ничего чуждого самому духу партии — нахлебники получают несоизмеримую помощь со стороны государства, а то, что среди нахлебников оказываются и граждане страны и мигранты — это сущая мелочь, поскольку культурная идентичность важнее такой мелочи, как соцподдержка.

Обе партии — ЛС и ПС — умело сочетали свою популистскую анти-элитную, направленную против крупных буржуа и профсоюзов риторику с антимиграционной истерией. Они обвиняли «левых», политическую верхушку страны, крупную буржуазию и профсоюзы в том, что те способствуют завозу и эксплуатации рабочих-мигрантов. «Левые» таким образом создают себе новую массовую базу заместо выбывающих промышленных и транспортных рабочих. Крупная буржуазия, вместо того, чтобы вкладываться в модернизацию производства, а также чтобы снизить затраты на рабочую силу, использует наемный труд мигрантов, дешевый и легко заменимый. А что касается профсоюзов, то они используют свое влияние, чтобы сохранять за своими членами работу, препятствуя найму рабочей силы со стороны, чем ухудшают положение своих соотечественников.

Стоит обратить внимание, что подобного рода критика исходит формально из понятия «равной конкуренции — равного шанса». Для разорившегося мелкого хозяйчика и низкоквалифицированного рабочего реформистские профсоюзы и буржуазия представляют собой двоякую угрозу: первые не дают ему продать свою силу подешевле и конкурировать с ними, защищая свое положение коллективным договором, а вторые не нанимают его, так как у них есть еще более дешевая сила.

Для того, чтобы уравнять шансы, ЛС требовала наличия договоренности между работодателем и мигрантом, в особенности наличия места проживания. После окончания разрешения на работу, мигрант должен был быть депортирован.

ПС критиковал политику занятости в Австрии схожим образом, обвиняя буржуазию в том, что она не делает соответствующих вложений в обучение рабочих и технологии. Согласно лидеру ПС, иммиграция не является решением. «Больше работы, больше наших детей, меньше мигрантов», но не наоборот. Правда, в силу того, что большинство австрияков не собирались идти на те работы, которые замещались мигрантами, а буржуазия хронически жаловалась на то, что государство не дает ей необходимых средств для перевооружения промышленности (это не считая того, что Австрия активно вывозит капитал в ЦВЕ), меры предлагаемые ПС были откровенной демагогией. Впрочем, это было ясно с самого начала.

Также партия предлагала две модели занятости для мигрантов: гостевая, когда мигрант приглашается на конкретное рабочее место, и сезонная, когда вводятся определенные квоты.

Итак, в области защиты «отечественных рабочих» от мигрантов должно быть введено жесткое регулирование в зависимости от занятости, введение ограничивающей въезд модели занятости; работодатель должен нести расходы, довольно большие, для использования труда мигрантов; к самим мигрантам предъявляются завышенные требования — иными словами делается все, чтобы они минимальным образом конкурировали с местными рабочими. В тоже время ультраправые нападают на профсоюзы, требуя на самом деле ослабления коллективных договоров и защиты прав рабочих по месту производства, чтобы увеличить занятость.

Иными словами, не смотря на их нападки на крупную буржуазию, в условиях, когда не предусматривались меры по обеспечению мест с высокой зарплатой и планировалось сокращение соцрасходов, речь идет на самом деле о замещении дешевых, незащищенных рабочих мест гражданами своих стран, а не подъемом их материального уровня.

Несмотря на все это, массовой базой партии послужило наличие большого количества новых консервативно настроенных рабочих и мелких предпринимателей, которые активно голосовали за нее и ее программу на выборах.

Кристо Аргириди