Когда Обама стал президентом в 2008 году, сразу же было понятно, как расставлять экономические приоритеты: во-первых, во-вторых и в-третьих надо было максимально без потерь, насколько это было в тех условиях возможно, пройти через начальную фазу кризиса. Проще говоря, надо было перестать тонуть. А опасаться было чего. Уже за месяц до избрания Обамы, согласно докладу Бюро производственной статистики, страна потеряла 240 тысяч рабочих мест. Чуть позже было сообщено, что потеряли 473 тысячи. А до того, как Обама, наконец, занял должность, экономика потеряла 1,5 миллиона рабочих мест.
Перед ныне избранным президентом такой проблемы, вроде бы, не стоит. Безработица в стране сейчас ниже 5% (в некоторых штатах выше и значительно). Рост новых рабочих мест идет уже 73 месяца подряд (однако, это не те места, что были до кризиса). Согласно ряду отчетов, растет и заработная плата рабочих.
Доходы крупнейшей буржуазии растут ещё быстрее зарплат рабочих.
Однако, даже если кризис прошел, экономика прошла своё дно, в стране сохраняется ряд тенденций, которые начались задолго до развертывания нынешнего финансового и экономического кризиса. Экономический рост — медленный, неравенство — высокое, образование и медицинская помощь — очень дороги, предпринимательская активность — постоянно падает. Проблемы, с которыми столкнулся Обама, следовало решать немедленно, а вот сейчас придётся взяться за «хронические», обусловленные структурой американской экономики (буржуазной, какой же ещё). Можно не сомневаться, они в очередной раз приведут к проблемам, но нам интересно не это — это мы и так знаем, или предполагаем, что знаем. Нас интересуют сами «хронические» проблемы.
По традиции, американские президенты далеко не всегда могут повлиять на краткосрочные изменения в экономике, зато они могут задать долгосрочный тренд. Хороший пример — резкое повышение военных трат во времена Буша младшего. Вариант «военного кейнсианства» был продлен и во времена Обамы, хотя его кабинет пытался срезать объемы финансирования военных. В итоге он получил массовое недовольство высокопоставленных генералов, многие из которых потом открыто критиковали действующего Главнокомандующего в прессе, что шло против правил.
Многие буржуазные экономисты считают, что у экономики США есть пять очень больших, хронических проблем.
Первая. Рабочие места и зарплаты.
Ну да, безработица ниже «приемлемых» 5%, зарплаты растут, можно было бы объявить рынок труда восстановившемся после рецессии. Безусловно, есть экономисты, которые считают, что так оно все и есть. Однако, цифры говорят несколько о другом. В октябре 2016 года, в возрасте от 25 до 54 лет, 78,2% взрослых имеют работу, а в 2007 году — 79,7%. Эти 1,5% — это 2 миллиона человек. К ним надо также прибавить тех, кто работает не полный рабочий день и на временных работах. Это ещё 6 миллионов человек.
Джош Бивэнс из американского левоцентристского Институт экономической политики (Economic Policy Institute) считает, что «восстановление до сих пор не завершено».
Ещё более внимательно надо присмотреться к той части рабочих, которые сейчас имеют какую-то работу, но уверены, что оказались за бортом современной экономики и её восстановления. Среди американцев не имеющих школьного аттестата безработица достигла 7,3% в октябре 2016 года. Для молодых цветных (мужчин), в возрасте от 25 до 34 лет, она составляет 8,9%. В некоторых мелких городках и сельской местности цифры безработицы двузначны, они в несколько раз выше средней по стране. Для всех этих категорий рабочих, общенациональное восстановление экономики точно не несет облегчения их тягот и нужд. Чтобы повысить их материальный уровень жизни — нужна новая политика, которая была бы направлена специально на эти категории граждан.
Вторая. Слабый рост производительности труда.
Производительность труда более «метафизическая величина», если сравнивать её с количеством рабочих мест и заработной платой. Рост производительности, это и рост уровня жизни, без того, чтобы работать больше (в среднем, но далеко не всегда). Кроме того, рост производительности частично влияет на рост заработной платы в США. Так по крайней мере считают буржуазные экономисты. Поэтому доклад Бюро производственной статистики, в котором говорилось, что производительность труда не растет уже год (вообще, она в последние десятилетия замедляется), не добавила экономистам оптимизма, относительно будущего американской экономики.
Низкая производительность берется в расчет и когда заходит речь о национальном долге: если она не растет, выпуск товаров и услуг падает, долг платить становится тяжелее.
«В долгосрочной перспективе, это, конечно, важно и возможно более важно, чем создание рабочих мест», — убежден Мартин Бэйли, бывший глава Совета экономических советников при президенте Билли Клинтоне, а ныне ведущий эксперт либерального Brookings Institution.
По его мнению, проблема в том, что никто не знает, почему производительность так медленно растет, что не позволяет надеяться на её резкое увеличение. Некоторые экономисты, как Роберт Гордон, из Северозападного Университета, уверены в том, что дело в переоцененности интернета и ряда нынешних технологических улучшений. Другие, например Ларри Саммерс из Гарварда, считают, что дело в общем замедлении роста мировой экономики, которая отражается на американском внутреннем рынке. А третьи просто считают, что производительность труда не так замеряют, и все.
В общем, поскольку виновника найти сходу не удается, экономисты предлагают бить по площадям, не жалея никого. Надо попробовать разнообразные реформы, которые теоретически должны поднять производительность труда: инвестиции в основные фонды (инфраструктуру), в научные исследования, в раннее детское обучение. А после этого скрестить пальцы и надеяться, что что-то из этого сработает.
«Все что мы делаем с точки зрения экономической политики, это, по существу, покупка лотерейного билета. Выплата [по нему] будет потом», — говорит Адам Позен, президент Петерсоновского института международной экономики (Peterson Institute for International Economics).
Третья. Нет динамики.
Если раньше американцы чаще меняли работу, открывали много новых компаний, активно перемещались по стране (та самая мобильность рабочей силы), то сейчас ситуация изменилась. Все это делается с меньшей частотой, чем несколько десятилетий назад.
Тенденция крайне неприятная, как считают многие буржуазные экономисты. Ведь именно динамизм, быстрое распространение технологических новшеств, которые обрекали компании, которые отказывались приспособиться к учащенному ритму экономической жизни, на вымирание, и сделало США ведущей мировой державой. То, что мы видим сейчас в американской экономике — некоторый застой, который хорош для устоявшихся монополистов отрасли, занявших свою нишу.
Так же как и с производительностью труда, экономисты не могут сказать, что стоит за уменьшением динамизма в развитии американской экономики. Консерваторы говорят о большой доле государственного регулирования, чем в прежние годы. Либералы настаивают, что монополии используют свое экономическое и политическое влияние для того, чтобы поднять под себя рынки, устранив оттуда конкуренцию. Однако, оба лагеря считают, что это лишь часть объяснения.
Но есть и общее. Оба лагеря соглашаются в том, что законодательное лицензирование трудовой деятельности, ограничения в случае увольнения свободы трудовой деятельности (в некоторых случаях, работнику запрещается работать по специальности какое-то время, чтобы не нанести бывшей фирме экономического ущерба от работы в фирме-конкуренте), а также существующее патентное законодательство снижают возможности капиталистической экономики и снижают конкуренцию, укрепляя монополии.
«Сейчас намного сложнее завести своё собственное дело или поменять профиль трудовой деятельности», — говорит Майкл Стрейн, экономист из консервативного Американского предпринимательского института (American Enterprise Institute).
Четвертая. Низкая социальная мобильность.
Обычно, разговоры сосредотачивается на неравенстве (об этом любят поговорить Демократы) и на стагнации доходов домохозяйств (Республиканцы). Хотя обе темы важны, социальная мобильность — вероятность того, что ребенок, родившийся на нижних этажах социальной лестницы, взберется наверх, — играет самую серьёзную роль в американском обществе. Дело в том, что в США до сих пор бытуют мещанско-мелкобуржуазные убеждения, что их общество — бесклассовое. Но, современное исследование стенфордского экономиста Раджа Четти (Raj Chetty), показывает, что социальная мобильность в США крайне низкая, хотя и сильно зависит от географического местоположения в стране. Тем не менее, уступая в общем европейским показателям, в США шансов у детей рабочих остаться рабочими сейчас выше, как никогда до этого. И это влияет самым серьёзным образом на восприятие себя теми же самыми рабочими, на восприятие ими мира вокруг себя.
Правда, о реальном воздействии этих ощущений, а в первую очередь того, что вкладывается в это определение, на политические предпочтения в обществе, мы толком судить не можем, считает Ричард Ривс из Brookings Institution. Впрочем, он даже говорит о том, что самое понятие у современных буржуазных экономистов толком не раскрыто, и как его померить, не совсем понятно. Хотя, нынешний президент США — это в определенной степени отражение бытующего недовольства и разочарования среди части рабочих и средних слоев.
Пятая. Недоверие правительству.
Вообще, уже прошедшая президентская компания показала, что американцы массово не доверяют правительственным институтам: госаппарату, СМИ, ФБР, ФРС. Согласно либертарианским воззрениям сотрудников Mercatus Center, недоверие правительству ведет не только к социальным последствиям. Решения экономических проблем могут быть не популярны. Правда, первое же, что предлагают либертарианцы, это порезать госрасходы, особенно в социальной сфере, на медицину, пенсии, а также понизить налоги, и понятно, что в условиях, когда принимаются такие непопулярные меры, доверие правительству имеет особое значение: либо вы получите бунт, либо люди соглашаются затянуть животы.
Уже из перечисленных проблем становится понятно, что США не просто переживают кризис. Если им не удастся решить проблему резкого ухудшения материального положения масс людей, уменьшить влияние монополий, устойчивости классовых границ — о, тогда их может ждать в обозримой перспективе настоящий взрыв.
По материалам Five Thirty Eight
1 комментарий
Pingback
08.01.2017 at 3:45 пп