communist.ru

После событий на Украине многие уперлись лбом в вопрос: как получилось, что люди — умные, независимые, прогрессивные — поддерживают фашистский режим? Что мы в них такое не разглядели раньше?
Мы ищем ответы, и ответы находятся.

«Существует широкий блок социальных сил, которые поддерживают т. н. прозападный курс (то есть «американскую» систему разделения труда и ее «хозяев»). У нас принято объяснять такую политическую ориентацию довольно широких масс либо воздействием западной пропаганды, манипуляциями, либо прямым подкупом. Однако, на самом деле эти социальные слои лишь следуют своим классовым интересам. Значительные слои среднего класса таких городов как Москва или Санкт-Петербург завязаны на «западную» систему потребления. Называя себя «креативным классом» на деле они имеют своей политэкономической функцией именно потребление. Естественно, что они ориентируются на стандарты и типы потребления, задаваемые центром экономической системы. Им глубоко чужды проекты, которые приведут к отделению от системы разделения труда, которая задает им эти стандарты и соответственно, которые несут угрозу их сложившему в рамках действующей системы образу жизни.
Эти слои, как правило, враждебно относятся к социальному большинству непривилегированных трудящихся, которые меньше втянуты в «западную» систему потребления. Презрение к «рабочим Уралвагонзавода» в Москве, «донецкому быдлу» в Киеве или «саранче», как называет бедных жителей материкового Китая гонконгский «креативный класс», имеет одну экономическую природу». (В. Шапинов)

«Либеральные проститутки двадцать с лишним лет радовались тому порядку, по законам которого можно и нужно было отправлять из России огромные, непредставимо огромные деньги в гостеприимный западный мир, и там же скупать недвижку, туда же слать и детей, туда же постепенно перебираться и самим — сначала в отпуск, а потом и в отставку, на пенсию. И здесь, в России, по их мнению, — нужно было выбирать только тех, кто не мешал этому процессу, не угрожал вечному и нерушимому шенгену, не изменял дружбе с западным миром, а, наоборот, помогал ему, кто все для этого мира был готов делать. А что же вся остальная страна? Ну, перетерпит как-нибудь — во имя европейской-то цивилизации, великой, само собой.
А теперь либеральный бордель — медленно, неохотно, со скрипом, кряхтя, — закрывается навсегда. Могу понять возмущение его работниц». (Д. Ольшанский)

Это объясняет, почему на вопрос о Крыме определенный слой скажет, что лучше вернуть его обратно вместе со всеми людьми и собаками в обмен на снятие санкций.
Но это не объясняет, зачем человек изо дня в день, каждый день пишет у себя в блоге про Украину, оправдывая снос памятников, аресты, убийства, войну и т. д.
Возможно, объяснение содержится в книге «Век пропаганды», рассматривающей психологическую уязвимость человека, построенные на ней приемы манипулирования и их применение в маркетинге и политике. Авторы Аронсон и Пратканис приводят и более одиозные парадоксы поведения, чем вчерашний коммунист, разоблачающий имперскость памятников Ленину, 9-го мая и коммунизма. Например:

Мэриан Кич (Marian Keech), женщина средних лет, жительница одного из больших городов Среднего Запада США, несомненно, была харизматической личностью. В начале 1950-х годов она заявила, что получает послания из космоса. Однажды сентябрьским вечером ей пришло сообщение с планеты Кларион, которое гласило, что 21 декабря человеческая цивилизация будет уничтожена опустошительным наводнением. Далее в сообщении говорилось, что с Клариона прибудет флот летающих «тарелок», чтобы спасти миссис Кич и тех, кто ей близок.
Мэриан Кич привлекла к себе маленькую, но преданную группу последователей, пылко веривших в ее пророчество и принесших во имя этой веры серьезные жертвы — они бросили работу, отдали деньги, дома и имущество (кому нужны деньги и имущество на планете Кларион!), отдалились от друзей. Некоторые даже покинули свои семьи.
К тому времени миссис Кич привлекла внимание небольшой группы социальных психологов, внедрившихся в это движение под видом его сторонников, потому что они хотели получить точное и непосредственное представление о том, что эти люди будут делать после 21 декабря, когда обнаружат, что пророчество не сбылось, — если оно действительно не сбудется! Социальные психологи отмечали, что миссис Кич и ее последователи были спокойной и безвредной отшельнической группой. Самое интересное в них было то, что они избегали рекламы и не стремились обращать в свою веру других, а довольствовались тем, что крепко держались друг за друга. С «новичками» они обращались вежливо, но ясно давали понять, что для них не имело никакого значения, предпочтут ли вновь прибывшие остаться в общине. Они были уверены в своих представлениях, но это была спокойная, не бросающаяся в глаза уверенность. Миссис Кич и ее последователи отказывались давать интервью репортерам и предавать свои верования гласности каким бы то ни было другим способом.
Утром 20 декабря миссис Кич получила послание с планеты Кларион, в котором от участников группы требовали быть готовыми к тому, что их заберут точно в полночь. Им также приказали удалить из одежды весь металл. Группа подчинилась: застежки-молнии и пряжки были послушно удалены с брюк, юбок и курток. Когда полночь прошла, а космический корабль не прибыл, чувства тревоги и отчаяния стали овладевать группой во все возрастающей степени. В 4.00 утра группа сидела в ошеломленном молчании. Но затем в 4.45 утра лицо миссис Кич внезапно озарилось: она только что получила послание с Клариона о том, что больше нет никакой необходимости в приземлении летающих «тарелок», — человечество было избавлено от катастрофы благодаря неослабевающей вере их маленькой группы верующих! Далее в сообщении говорилось, что эта горстка людей, просидев всю ночь, излучала столько света, что Бог Земли решил спасти этот мир от разрушения. Нетрудно себе представить, что группа испытала облегчение и возликовала, услышав эти новости.
То, что «истинно верующие» сделали потом, возбудило еще большее любопытство социальных психологов. Еще не истекли первые сутки, как эта группа спокойных, склонных к отшельничеству застенчивых людей начала названивать в газеты и на телестанции, чтобы рассказать о пророчестве и о том, почему оно не сбылось. Они без колебаний произносили речи и стояли на углах улиц, раздавая листовки и брошюры, усердно стараясь привлечь сторонников. Несомненно, группа внезапно сочла распространение своего откровения для максимально широкой аудитории делом чрезвычайной важности. Почему?
Мы предполагаем, что после первоначального восторга группа испытывала некоторые сомнения: ее участники слишком от много отказались из-за своей веры в неизбежный конец света. Человечество не погибло, а они теперь остались без дома, работы и имущества, а некоторые из них даже лишились своих жен и мужей. Как они могли убедиться, что поступили правильно? Как они могли убедить себя, что их поведение не было абсурдным? Убеждая других, конечно! После того как первоначальное пророчество не сбылось, группа ощутила потребность привлекать последователей, чтобы таким путем убедить самих себя, что принесенные ими жертвы не были напрасными; ведь если они в состоянии так или иначе убеждать других, что их вера спасла мир, то могут успокоить и собственные сомнения. По ходу дела они превратили себя из верующих в фанатиков.

Мне кажется, если мы заменим планету Кларион на демократию и европейское процветание, а 21 декабря — на Майдан, мы получим довольно точное описание того, что произошло с «левыми замайданцами». После того как они принесли на алтарь Майдана свой авторитет и копеечный политический капитал, им ничего уже не оставалось, кроме как «раздавать свои листовки и брошюры».

В 1957 году Леон Фестингер, один из наиболее значительных теоретиков социальной психологии и один из тех социальных психологов, которые проникли в группу миссис Кич, предложил теорию когнитивного диссонанса, описывающую и прогнозирующую то, как люди рационально обосновывают свое поведение. Диссонанс возникает всякий раз, когда человек одновременно сталкивается с двумя несовместимыми когнициями (идеями, верованиями, мнениями). Например, вера в то, что в определенный день должен наступить конец света, противоречит осознанию того, что день этот прошел, и ничего не случилось. Фестингер утверждал, что это состояние несовместимости настолько неудобно, что люди стремятся ослабить конфликт самым легким из возможных способов. Они меняют одну или обе когниции таким образом, чтобы те лучше «соответствовали» друг другу. Это особенно верно для ситуаций (типа только что описанной), при которых под ударом оказывается чувство собственного достоинства. В таких обстоятельствах человек пойдет на любое искажение, отрицание и самоубеждение, чтобы оправдать прошлое поведение. Когда нашему чувству собственного достоинства угрожает наше собственное прошлое поведение, мы все склонны превращаться в рационализирующих животных…
Снижая диссонанс, человек защищает свое эго и сохраняет позитивное представление о самом себе. Но самооправдание может достигать поразительных крайностей: чтобы избежать диссонанса, люди пренебрегают опасностью даже тогда, когда подобное неведение может их самих или близких им людей привести к смерти. Мы имеем в виду буквальный смысл этого слова.

Авторы называют это «ловушкой рационализации».

Мы, люди, любим думать о себе как о рациональных животных. Однако правильнее будет сказать, что мы — животные рационализирующие, то есть склонные давать разумные объяснения, и что, независимо от того, насколько иррационально мы ведем себя на самом деле, мы пытаемся казаться благоразумными как самим себе, так и другим людям. Согласно философу-экзистенциалисту Альберу Камю, мы, люди, являемся существами, которые всю свою жизнь тратят на попытки убедить самих себя, что эта жизнь не абсурдна. Как мы доказываем, что жизнь не абсурдна? Выискивая способы оправдать свои действия.

На «естественной человеческой склонности» рационализировать мысли и поведение так, чтобы они казались разумными как нам самим, так и другим людям, нас и ловят различные заинтересованные лица.

Чтобы быть эффективными, пропагандисты пытаются извлечь выгоду из двух основных человеческих склонностей — стремления пользоваться мыслительными стереотипами и рационализации поведения, — создавая различные виды тактики, играющей на наших предубеждениях и эмоциях…
Поведение членов культа столь же таинственно, как и пугающе. Члены «Unification Church» (Церковь Унификации)* Сан Мьюнг Муна участвуют в проводимых время от времени массовых бракосочетаниях с партнерами, которых они раньше никогда не видели и которые произвольно назначаются Myном и его помощниками. Члены группы «COG Children of God» («Дети Бога», иногда называемые «Family of Love» («Семья Любви») Дэвида Берга добровольно отдают церкви все, чем владеют. Задний двор одной из коммун «COG» был заполнен автомобилями, автобусами, джипами и мотоциклами, подаренными Бергу его последователями. Последователи Свами Раджниша передавали все свое мирское имущество лидеру и кротко улыбались тому, что у него было в личном пользовании восемнадцать роллс-ройсов.

Авторы раскрывают в последователях сект не сломленных жизнью людей, переживших исключительную трагедию, а сытых обывателей — дистрибьютеров, клерков, студентов, в основе их поведения не безумие, а набор манипулятивных тактик.

Свяжите человека обязательством с помощью «западни рационализации». Культы добиваются гарантированного повиновения своих членов, порождая спираль возрастающей преданности; член культа сначала соглашается на простые требования, которые становятся все более и более серьезными. Джим Джонс пользовался именно такой техникой, добиваясь с каждым последовательным шагом все большего доверия своих последователей. Можно пролить свет на финальное массовое самоубийство, если мы будем рассматривать его как звено в цепи событий.
Давайте начнем сначала. Джим Джонс был энергичным оратором и проповедником. Легко понять, как подобный Джонсу харизматический лидер умудрялся извлекать деньги у членов церкви. Как только они связали себя обязательством давать в дар небольшую сумму денег в ответ на его весть о мире и всеобщем братстве, Джонс мог требовать и получать намного больше. Затем он побудил людей увеличить их регулярные пожертвования, чтобы поддержать церковь. Джонс часто просил членов своей группы проходить тесты лояльности, вроде просьбы поставить свою подпись под бланком признания в «грехах», например, в склонности к гомосексуализму или в совершении анормальных сексуальных актов. Джонс постоянно твердил членам группы: «Если вы действительно преданы, вы должны быть готовы сделать для церкви все, что угодно».
Затем Джонс заставил членов группы продать их дома и отдать вырученные деньги церкви. Вскоре по его требованию некоторые последователи снялись с места, бросив семью и друзей, чтобы начать новую жизнь в Гайане. Там они не только упорно трудились (таким образом увеличивая свою преданность), но и были отрезаны от возможных неортодоксальных, диссидентских взглядов; они были окружены «истинными верующими». Цепочка событий вела дальше и дальше. Джонс допустил сексуальные вольности с несколькими замужними женщинами из числа своих последовательниц, которые молча, хотя и неохотно, на это согласились; Джонс объявил себя отцом их детей. Наконец, в качестве прелюдии к кульминационному событию Джонс заставил своих последователей исполнить ряд проверочных мнимых ритуальных самоубийств, как испытание лояльности и повиновения. Так постепенно росла преданность Джиму Джонсу. Каждый шаг сам по себе не был ни огромным, ни абсурдным скачком в сравнении с предыдущим.
Связав себя начальными обязательствами, человек чувствует себя не вправе нарушать данное им слово, изменяя делу. Чтобы оправдать восприятие этого начального обязательства, член культа нередко согласен делать все больше и больше, чтобы связать себя еще более серьезными обязательствами. Таким образом, разрешение диссонанса и сохранение представления о самом себе как о человеке, выполняющем свои обязательства, формируют мощную западню рационализации.
…Ощущение, что отдав все культу, ты сделал глупость, преодолевается рациональным объяснением этого как проявления приверженности благородному делу. Исповеди используются, чтобы разоблачать прошлые нежелательные чувства и поступки членов группы; с помощью такой информации лидер может заставить члена культа ощутить себя лицемером, не принимающим «искупления», предлагаемого культом.
Обратите внимание также на то, что, проделав все это, член культа сталкивается с дилеммой: «Как я могу объяснить все, что я сделал, тем, кто вне группы?». Это требует разумного, логически последовательного оправдания, которое не так-то легко найти. Ловушка рационализации захлопнулась.

В качестве примеров в книге приводятся как случаи ненужных покупок, так и ненужных войн.

Предположим, вы — дома, и кто-то стучит в дверь и просит внести вклад в достойную благотворительность. Если вы не хотите давать деньги, возможно, вам нетрудно придумать причины отказа — у вас нет денег, ваш вклад вряд ли очень поможет и так далее. Но предположим, что после стандартной просьбы о пожертвовании сборщик средств добавляет одну простую фразу: «Даже пенни поможет». И тут должно последовать ваше удобное оправдание. Отказ жертвовать после подобного заявления, несомненно, вызовет некоторый диссонанс, подвергая сомнению вашу самооценку. В конце концов, что же это за человек, который настолько скареден и скуп, что доходит до пенни? Ваши прежние оправдания больше не годятся. Ловушка рационализации захлопнулась. Требование угрожает вашему чувству собственного достоинства, и есть только один способ ослабить диссонанс — дать деньги именно на эту благотворительность.
Подобный сценарий был экспериментально проверен Робертом Чалдини и Дэвидом Шредером. Студенты, действующие как сборщики средств, отправились по домам просить пожертвования. Их просьбы были одинаковыми, за исключением того, что в половине случаев они добавляли фразу «даже пенни поможет». Жители, к которым обращались с просьбой насчет «даже пенни», давали деньги почти вдвое чаще по сравнению с теми, к кому общались лишь со стандартной просьбой. Кроме того, в среднем, «даже пенни»-вкладчики были склонны давать столько же, сколько давали другие; то есть фраза, узаконивающая маленькое пожертвование, не уменьшала размер вкладов. Почему? Очевидно не только отсутствие внешнего оправдания для отказа жертвовать побуждает людей давать деньги, но после того как они решили, следует ли их давать, желание не произвести впечатление скупого или прижимистого влияет на решение о том, сколько дать. Уж коли человек полез в свой карман, достать оттуда всего лишь пенни — значит унизить собственное достоинство; большее пожертвование согласуется с представлением о самом себе как о более или менее добром и щедром.
Одна из наиболее пагубных функций военной пропаганды заключается в том, чтобы облегчить представителям одной нации истребление представителей другой нации с помощью психологической безнаказанности. Война влечет за собой огромные разрушения и ущерб, часто для мирных жителей и детей. Когниция «Я и моя страна порядочные, справедливые и разумные» противоречит когниции «Я и моя страна нанесли ущерб невинным людям». Если вред очевиден, нельзя уменьшить диссонанс, утверждая, что это не было сделано или не было настоящим насилием. В такой ситуации наиболее эффективный способ снижения диссонанса заключается в том, чтобы свести к минимуму человечность или преувеличить виновность жертвы ваших действий, — чтобы убедить себя, что жертвы заслуживают того, что получили.
Как еще можно объяснить следующее явление? Незадолго до конца Второй мировой войны американские самолеты сбросили ядерные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Были убиты более 100 тысяч мирных жителей (включая женщин и детей), а бесчисленные тысячи получили серьезные ранения. В настоящее время среди большинства американцев принято открыто осуждать это решение. Но через неделю после того, как бомбы были сброшены, опрос общественного мнения показал, что менее 5% американского населения считали, что нам не следовало использовать это оружие, и — просто поразительно — 23% полагали, что нам нужно было применять его гораздо шире, прежде чем дать Японии возможность сдаться.
Некоторые из наших читателей могут посчитать эти события древней историей. Но совсем недавно, во время войны в Персидском заливе, народ Ирака изображался в качестве несчастных последователей Саддама Хусейна, «мясника Багдада». После войны, посреди законного празднования ошеломляющей победы, очень немногие американцы задумывались о том, чтобы выразить хоть какое-то сожаление по поводу убийства десятков тысяч иракских мирных жителей нашими «хирургическими» бомбардировками — которые еще и разрушили инфраструктуру Багдада (включая водоснабжение), что вызвало страдания сотен тысяч невинных людей. Почти каждая современная война сопровождалась тем, что врага характеризовали как недочеловека.
Дегуманизация успешно разрешает любой диссонанс, который может быть порожден нашей жестокостью к врагам. Однако будьте осторожны; чем больше мы оправдываем свою жестокость, тем легче она проявляется. Ловушка рационализации превращается в раскручивающуюся спираль: «Я совершил акт жестокости; я оправдываю этот акт, полагая, что жертва его заслужила. Если жертвы заслужили подобную жестокость, очень может быть, что они заслуживают и большего, и возможно, именно я — тот, кто с ними это сделает». Нынешние «этнические чистки» в таких местах, как Босния, Руанда и Косово, — это все новые трагические примеры жестокой западни, в которую попадает человеческое сознание.
В данной главе мы выяснили, что тенденция оправдывать свое прошлое поведение может привести к эскалации рационализаций, способных стать истинным бедствием. Ирония, безусловно, заключается в том, что мы, дабы не думать о себе как о глупых или безнравственных, создаем условия для умножения своих глупых или безнравственных действий. Существует ли хоть какое-нибудь средство защиты от ловушки рационализации? Хотя очевидно, что большинство из нас во имя оправдания своих действий способно заходить достаточно далеко, ясно также и то, что если бы это было все, что мы способны делать, мы никогда не смогли бы учиться на собственном опыте.
В нашем повседневном опыте мы сталкиваемся с людьми, вырывающимися из ловушки рационализации, смело признающими свои ошибки и учащимися на них. Как? При каких условиях? В идеале, когда мы делаем ошибку, для нас было бы полезно уметь прерывать действие эго-защитной тенденции, которая отрицает, искажает и оправдывает наше поведение…
В эксперименте Кэйта Дэвиса и Неда Джоунса студентов просили понаблюдать беседу экспериментаторов с другим студентом, а затем сообщить тому, что он показался им ограниченным, не заслуживающим доверия, тупым и скучным человеком. Главным открытием этого исследования было то, что студенты, предложившие свои услуги для данного поручения, преуспели в убеждении самих себя в том, что им действительно не нравится жертва их бессердечия. Другими словами, после того как мы покритиковали другого человека, мы ищем способы оправдать или «сделать правильными» свои поступки. Один из способов добиться этого состоит в том, чтобы обвинить в нашем поведении человека, которого мы раскритиковали: он глупый, бестолковый, легкомысленный, злой, порочный или какой угодно еще, и поэтому заслужил наше плохое обращение. Таким образом, наше недостойное поведение получает логическое оправдание. Жертва становится козлом отпущения нашей вины. Квалифицированные пропагандисты умеют заставить эту рационализацию совпасть с их целями…
Чем больше мы оправдываем свою жестокость, тем легче она проявляется. Ловушка рационализации превращается в раскручивающуюся спираль: «Я совершил акт жестокости; я оправдываю этот акт, полагая, что жертва его заслужила. Если жертвы заслужили подобную жестокость, очень может быть, что они заслуживают и большего, и возможно, именно я — тот, кто с ними это сделает». Нынешние «этнические чистки» в таких местах, как Босния, Руанда и Косово, — это все новые трагические примеры жестокой западни, в которую попадает человеческое сознание.
В данной главе мы выяснили, что тенденция оправдывать свое прошлое поведение может привести к эскалации рационализаций, способных стать истинным бедствием. Ирония, безусловно, заключается в том, что мы, дабы не думать о себе как о глупых или безнравственных, создаем условия для умножения своих глупых или безнравственных действий. Существует ли хоть какое-нибудь средство защиты от ловушки рационализации? Хотя очевидно, что большинство из нас во имя оправдания своих действий способно заходить достаточно далеко, ясно также и то, что если бы это было все, что мы способны делать, мы никогда не смогли бы учиться на собственном опыте.

На этой оптимистичской ноте хочется пожелать всем скорейшего выздоровления, а мне — перестать искать рациональные объяснения ошметкам массовых процессов.

Arvegger