Пожалуй многие задумывались — как так получилось, что те или иные формы религиозного фундаментализма получили распространение в Западной Европе и как он сопровождался ростом ультраправых настроений. Часть из комментаторов обычно возлагает ответственность на пресловутый “мультикультурализм”, рассматривая его с постмодернистской точки зрения.
Давайте взглянем на такую страну как Голландия. На фоне взрывов, организованных исламистами во Франции, забылось, что маленькая страна была одной из первых, кто на себе испытал, что такое, когда несогласным с исламистской точкой зрения затыкают рот в прямом смысле этого слова (и характерно, что это произошло в столкновении тех, кого считают ультраправыми). Убийство Тео Ван Гога, который был близок к Пиму Фортейну, убийство которого — это первое политическое убийство в Голландии за 100 лет, сильно взбаламутило общество. Причем, противоречия в постмодернистской трактовке “мулькультурализма” лучше всего рассматривать, опираясь на убийство Ван Гога.
Первое же на что надо указать, что постмодернистский подход, во-первых, отвергает просвещенческий универсализм, трактуя буржуазную демократию в любом изводе, права человека, правовое равенство, как локальное и специфически европейское изобретение, которое не может быть “размножено” на другие народы. Во-вторых, в силу тех или иных преступлений колониальной эпохи революционные постулаты эпохи Просвещения трактуются как “фундаменталистские” и “угнетательские”, которые якобы “навязывались” другим народам. Последнее означает, что никакого морального права по отстаиванию этих положений у их приверженцев нет. Последние означает равенство любых подходов, что религиозных, что светских, коль скоро за каждым из них не стоит “своя особенная правда”. А раз правд много и все они равны, то любой может исповедовать каждую. Последнее означает, что критика религии невозможна, так как будет проявлением “фундаментализма”, который присущ любой законченной непротиворечивой теоретической системе. И как результат это будет означать только одно — никакой религиозной критики.
В работе голландского ученого-юриста Пауля Клейтера как раз рассматривается к каким выводам может привести такой подход. Ярким примером он называет подход Стюарта Сима, книга которого, “Фундаменталистский мир: Новые темные века догмы”, различает не только религиозный фундаментализм, но и рыночный, политический, национальный и другие. Иными словами, любые идеи и идеологические направления, которые не являются релятивистскими — трактуются как “фундаменталистские”. Отсюда им легко выводится специфическая форма “столкновения цивилизаций”, как “столкновения фундаментализмов”. Как становится понятно, с этой точки зрения буржуазно-демократический “фундаментализм” не имеет никаких преимуществ перед религиозным или националистическим, то есть — фашистским. Они уравниваются друг с другом. Вызывает особенные опасения, что такой подход трактуется как “радикальный скептицизм”.
Однако, такой подход не является ни особенно скептическим, ни особенно радикальным, если только таковым не считать расчистку путей для утверждения ультраправых идеологий, тогда — да, очень радикальный подход. Хотя он больше отдает выстрелом в коленную чашечку бегуну, чтобы приободрить его перед забегом.
интересная апелляция к Папе Франциску
Второй пример, это то, как убийство Ван Гога рассматривает Ян Бурума в книге “Убийство в Амстердаме”. Прилагая постмодернистский подход к религиозному терроризму (убийца Ван Гога — Мохаммед Буйери, 26 лет, гражданин Нидерландов, марроканец, который был связан с клерикально-религиозной организацией Dutch Hofstad Network, приговорен к пожизненному без права на досрочное освобождение), автор книги заявляет, что так как мы не можем признать как более прогрессивный просвещенческий подход, то он равен религиозно-исламистскому подходу. “Радикальный ислам” — это фундаментализм, но и “радикальное Просвещение” — ровно тоже самое(!!!), а раз так — оба они отрицаются как “радикальные”.
Подход хорошо виден, когда Бурума начинает сравнивать отношение Аяан Хирши Али и Афшина Элиана, которые являются достаточно жесткими и нетерпимыми критиками ислама и подход убийцы Ван Гога. Бурума тут оказывается на стороне исламиста, говоря о том, что он убийца, он применял нож и пистолет, даже хотел своей жертве отрубить голову — ну так и что? — зато Али и Элиан убивают “пером”. То есть, выступая в печати со своими книгами и пропагандируя идеи — они совершают акт насилия, сопоставимый с убийством Ван Гога. Конечно же, пропаганда ряда идеологических взглядов, наподобие расизма, неофашизма всех видов и расцветок, или публичное унижение целых социальных групп и слоёв — это если не убийство, то, как минимум, подстрекательство к возможному насилию и даже убийству. С этой точки, пропаганду той же Али надо рассматривать конкретно, чего Бурума не делает. В противном случае ему надо было признать, что убийство одним религиозным фанатиком ультраправого — равно пропаганде нетерпимости к определенной религии, особенно нетерпимости к тому, как там трактуется и оправдывается приниженное и унизительное положение женщин. Бурума этого не делает, он просто говорит, что обе точки зрения “радикальные”, а значит — равны.
Митинг в Лондоне перед французским посольством
И третье, на что обращает внимание Бурума — обе позиции исходят из примата “универсальных ценностей”. Ага, говорит автор книги, значит они претендуют на некую общность для всех людей, на то, что они борются за правое дело, причем, каждый считает, что его сторона — самая правая. Ну раз так — они равны, потому что не являются достаточно релятивистскими. Подобная позиция лучше всего обрисовывается следующим образом: все были равны — и жертвы и их насильники. Что он и постулирует в конечном итоге:
“То же самое можно сказать, в некотором смысле, об их злейшем враге: современный святой воин, такой как убийца Тео ван Гога.”
Проблема в таком вот оправдании задним числом, это отрицание универсальности человеческого рода как такового. Тут недалеко и до социал-дарвинизма. Потому что оказывается, что у кого-то в почете права человека, пусть и буржуазные, а у кого-то — рабовладение. И могут ли первые настаивать на том, чтобы вторые отменили рабство? Конечно же нет. Более того, с этой точки зрения возможно сосуществование рабовладения и человека, который свободно продает свою способность к труду, или же совершил социалистическую Революцию. Получается, что всем найдется место под Солнцем: пока одни будут покорять космические пространства, другие будут “ютится в пещерах”.
Однако, гораздо более интересный момент наступает, когда мы переходим от международного уровня на философский. Попытка уравнивать “все фундаментализмы” приводит к тому, что у нас оказываются равны: Сейид Кутб, Владимир Ленин, Бенедикт Спиноза, Платон, Ли Цзы и вообще — любой философ, любого направления. Как в таких условиях, интересно, могла бы и может развиваться наука, если любая точка зрения оказывается относительна и наравне с подтвержденными экспериментальными фактами у нас оказывается религиозная точка зрения? Может ли быть совмещена палеонтология и СТО с религиозным креационизмом и “теорией эфира”? Нет.
Попытка “радикальным скепсисом” и “равенством на свободу слова”, которая трактуется как “свобода от критики”, оправдать обскурантистскую точку зрения приводит к тому, что она рассматривается сопоставимой с научной или более прогрессивной. А это не верно по существу. Но, что ещё более опасно — попытка защищать даже буржуазно-демократические институты, я уже не говорю про социалистические (когда они существовали), даже допуская соответствующий уровень нетерпимости, как и у их противников, начинает трактоваться как “провокация” и чуть ли не “тоталитаризм” (последнее хорошо видно в книге С.Вассье, где она пытается защищать религиозных мракобесов, которых преследовали в СССР).
На выходе получается, что любая диктатура — клерикальная, фашистская — по сути равно любой демократии — буржуазной или социалистической.
С другой стороны, как указывает Клейтер, весьма вероятно, что такого рода подходы — прагматический и релятивистский, — должны по идее их авторов, а среди них были и такие на тот момент крупные фигуры как Терри Иглтон и Джон Сирл, помочь в борьбе с религиозным терроризмом. Многие из них надеялись, что если буржуазное общество отступится от радикальной критики образа мышления террористов, удастся умиротворить наиболее радикальные элементы. Получался какой-то анекдот, напоминающий Чемберлена и “мюнхенский сговор”. То, что этот подход провалился уже ясно, но даже тогда было понятно, что он изолирует наиболее умеренных и реформистки настроенные круги внутри самих мусульман, которые по мысли “скептиков” и должны были провести реформы изнутри. Интересно как, если даже их критика может быть записана по адресу “тоталитарной”?
Сам Бурума был вынужден отметить, что, когда он встречался с Ахмедом Абуталебом, одним из членов амстердамского горсовета, последнего постоянно окружали телохранители, потому что его хотели убить. Просто Абуталеб, представляя голландских эсдеков, защищал принцип культурной терпимости и “плюрализма”, в том смысле, что также как недопустимы расистские высказывания, также недопустим религиозный фундаментализм. В конечном счете, его раздражение прорвалось после убийства карикатуристов из Шарли Эбдо.
“Если вам не нравится здесь, потому что вам не нравятся юмористы, делающие маленькую газетку, — если можно так выразиться, уёбывайте отсюда.”
Важно так же отметить, что убийца Ван Гога умудрился жестко критиковать Йоба Кохена, голландского еврея, одно время бывшего мэром Амстердама. И это при том, что именно он сделал, пожалуй, всё от него зависящее, чтобы защитить этнорасовые меньшинства от критики со стороны правых. Но, далеко не все это оценили, во всяком случае, не среди ультраправых клерикалов.
Постмодернистам, включая, конечно же, “левых”, казалось тогда, что столкновения, которые приводят к террористическим атакам провоцируются “радикальным Просвещением”. Якобы, именно из-за этого сталкиваются два “радикализма”. Стоит только убрать один из них и другой исчезнет. Но у клерикальных правых, в данном случае у исламистов, были совсем другие взгляды. Они и не собирались мириться с продуктами просвещения вообще, так же как с ним и его продуктами не собирался мириться феодализм, пока его просто не сломали. В прямом смысле этого слова — пока не прокатились буржуазные революции, которые покончили и с засильем церкви, и попытались отделить церковь от государства, что далеко не везде получилось сразу же.
Можно ли было полностью избегнуть современного религиозного терроризма (исламский вариант) и его подпитки в европейских странах? Боюсь, что нет. Для этого Европа должна была прекратить попытки одной рукой кормить диктаторские режимы, которые часто прибегали к религиозной легитимации себя любимых. Это было просто не возможно для правых, которые выражали интересы крупных монополий. С другой, надо было перестать играть в поддавки с правыми уже левым, пытаясь усидеть на двух стульях и сделать “капитализм с человеческим лицом”. Реакция точно не является чем-то человеческим и не особенно важно, откуда именно она направлена, если она разъедает рабочий класс — со стороны религиозных кругов, которые таким образом паразитируют на страхах своей паствы, укрепляя свою власть и получая от этого экономические дивиденды, или же ультраправых, которые занимаются ровно тем же самым.
Post your comments