communist.ru

В №49 “Поиска” от 05.12.2014 было опубликовано интервью с заведующим лабораторией Института физиологии растений им. К.А.Тимирязева РАН кандидатом биологических наук Владимиром Цыдендамбаевым (“Нормативы ГМО. Трансгенные продукты нуждаются в присмотре”), который повторил ряд расхожих клише об опасностях, исходящих от генно-модифицированных организмов (ГМО). Подобный стиль полемики, названный “галоп Гиша” по имени известного креациониста Дуэйна Гиша, состоит в том, что приводится большое количество неточных или не имеющих отношения к делу данных. В результате оппонент, вынужденный последовательно их опровергать, выглядит непроходимым занудой.

Некорректные высказывания В.Цыдендамбаева можно условно разделить на два типа. Умолчания состоят в том, что читателю сообщается лишь часть имеющих отношение к делу фактов. Например: “Многие ГМО, которыми кормили лабораторных животных в Европе и свиней в Австралии, вызывали сходную реакцию: нарушалась работа почек, печени, иммунной системы, способность к воспроизводству. Совсем недавно, в 2012 году, такие опыты проводил Жиль-Эрик Сералини из Кайенского университета. Его выводы: кормление крыс ГМО приводит к образованию опухолей. Не немедленно, но приводит”.

Да, такая работа была опубликована, но журнал вскоре отозвал ее под валом критических писем с указанием на ошибки в методологии работы и результатах. В частности, оказалось, что различия между группами крыс в работе Сералини были статистически недостоверными. Кроме того, эта работа была подвергнута критическому разбору в совместном заявлении шести научных академий Франции и в заявлении Европейского агентства по безопасности продуктов питания. Все это хорошо известно, и упоминание статьи Сералини как достоверного источника равноценно научной недобросовестности, когда из целой серии экспериментов приводятся лишь тщательно отобранные единицы. В связи с этим следует также заметить, что имеются сотни работ, посвященных безопасности ГМ-продуктов, и в целом все обзоры подтверждают, что ГМО не опаснее обычных сортов.

Или вот: “Повышенные урожаи — это миф лоббистов ГМО. Да, есть прибавка до 15%, но не в урожайности, а в прибыли от урожая”. И это неправда, хотя, возможно, какое-то частное исследование дало такой результат (кстати, если урожайность не увеличилась, а прибыль возросла — не значит ли это, что стали меньше расходы на пестициды?). Согласно метаанализу нескольких десятков работ, опубликованному в конце 2014 года (исследование проводилось за счет общеевропейской программы FP7, а не “лоббистов ГМО”), использование ГМ-сортов растений, устойчивых к гербицидам и вредителям, привело в среднем к увеличению урожайности более чем на 20% и росту прибыли фермеров почти на 70% (Klumper, Qaim, 2014, PLoS ONE). В статье также было показано, что источник финансирования исследований не влияет на результаты.

Еще один пример подтасовки путем замалчивания важной части фактов: “Для того чтобы понять, что происходит рядом с ГМО-полями, экологи исследовали ручейников — насекомых, которые живут в реках, мелких озерах, небольших водоемах. Они строят домики из растительных остатков, едят их. Ручейники являются кормом для рыб и других позвоночных. Так вот, рядом с полями ГМО-кукурузы их численность резко упала”. Опять приводится устаревшая и неподтвержденная информация. В первой статье на эту тему утверждалось, что в лабораторных условиях ручейники, подвергнутые воздействию Bt-токсина, испытывают затруднения роста. Но затем теми же авторами было показано, что в природных условиях сколько-нибудь выраженные негативные эффекты отсутствуют. Согласно последним исследованиям, Вt-растения не оказывают отрицательного влияния на нецелевых членистоногих (Chambers et al., 2010, Ecol Appl; Guo et al., 2014, PLoS ONE).

Владимир Цыдендамбаев также пишет: “Почти сразу же после того, как в коммерческих масштабах в США стали выращивать сорта ГМО, устойчивые к гербицидам, появились и приспособившиеся к этой химии сорняки — сегодня таковых уже 16 видов. Кроме того, после сбора урожая растительные остатки попадают в почву и воду, где, съедая их, погибают так называемые нецелевые насекомые — в экосистеме их множество, они там играют свою роль в круговороте веществ”.

Тут какая-то путаница: нецелевые насекомые якобы погибают из-за растений, устойчивых к гербицидам? Или, может, все-таки из-за растений, устойчивых к вредителям? Похоже, Владимир Дылыкович перепутал эти две модификации. Но и в случае с устойчивостью к вредителям не стоит забывать, что альтернатива этой ГМ-технологии — обработка полей пестицидами, при которой нецелевые членистоногие страдают гораздо больше. По данным разных исследований, использование ГМ-растений, устойчивых к вредителям, позволяет снизить количество применяемых пестицидов в среднем почти на 40%. Это приводит к тому, что увеличивается количество различных хищных членистоногих на полях (они от ГМ-растений не страдают) и улучшается ситуация с вредителями не только на ГМ-полях, но и на рядом находящихся полях, где ничего не менялось: хищные членистоногие распространяются на соседние поля (Lu et al, 2012, Nature). Наконец, рост устойчивости сорняков — это следствие применения гербицидов независимо от посаженных сортов, а оно значимо не отличается на полях, засаженных ГМ-культурами.

Другой прием некорректной полемики — намеки. Это формально верные утверждения, помещенные в контекст, целью которого является создать впечатление о каких-то особенных опасностях ГМО, отличающих их от прочих технологических и агрономических новшеств. Вот, например: “Если спросить у неангажированного специалиста, может ли генный инженер точно предсказать, куда, в какую часть генома, встроится его конструкция и сколько таких конструкций вообще может быть встроено, он ответит отрицательно. Это чем-то напоминает стрельбу из пушки по воробьям”. Звучит страшноватенько.

Но, во-первых, существуют методы генной инженерии, позволяющие делать направленные изменения в геномах живых организмов. Во-вторых, даже если использовать ненаправленные методы генной инженерии, ничто не мешает узнать, куда встроилась вставка, используя методы чтения ДНК. Наконец, в-третьих, единственная проблема ненаправленного метода встраивания генно-инженерных конструкций в геном — то, что мы можем испортить какой-либо ген, если вставка окажется внутри этого гена. Полезно понимать, что ген может испортиться и по вполне обычным причинам в результате точечной мутации (например, вследствие обработки мутагенами в рамках традиционной селекции), вставки ретровируса, в результате ошибки ДНК полимеразы и т.д., поэтому генная инженерия не привносит здесь какого-то принципиально нового риска. Но опять-таки мы можем отследить место вставки и не использовать организм в том случае, если какой-то ген был испорчен.

Читаем далее: “Конструкция может также встроиться в участок генома, содержащий “молчащие” гены (в ходе эволюции некоторые участки генома “замолчали”, а по какой причине, мы не знаем), и “молчуны” неожиданно начнут работать”. Как уже сказано, это вполне может произойти и по случайным естественным причинам, например, в результате мобилизации подвижных ДНК-элементов (транспозонов). Но в случае с ГМО мы можем контролировать, куда произошла вставка и к чему это привело.

Иногда полемический накал оборачивается против самого автора: “Беда в том, что при существующих методах встраиваемая конструкция может попасть внутрь какого-то гена, а не между генами, то есть не так, как планировалось. Если ген жизненно важен для самого организма, он или не выживет, или не даст потомства”. Но если организм не выживет, едва ли он представляет для кого-то опасность, не так ли?

Вот еще пример откровенного манипулирования: “Задача не допускать в страну вредные ГМО — реализуема”. Однако ни про один коммерческий сорт ГМО не показано, что он вреднее, чем аналоги. Зато были примеры массовых пищевых отравлений органическими продуктами питания, например, в 2011 году в Германии, когда погибли 53 человека, а всего 3950 человек получили отравление. Разумеется, дело не в том, что органические продукты особенно плохие, а в том, что не на то обращают внимание регулирующие инстанции. От ГМО же, при пристальном контроле, никаких медицинских последствий не зафиксировано.

Наконец, следует отметить, что многие утверждения В.Цыдендамбаева неточны чисто терминологически. Согласно его высказыванию “ГМО можно определить как организмы, генетический материал которых (ДНК) изменен способом, не достижимым при естественных путях внутривидовых скрещиваний”. Но любой человек, геном которого содержит вставки ретровирусов, например семейства HERV-K (такие вставки есть у всех), является ГМО, поскольку эти вставки не могли быть получены в результате внутривидовых скрещиваний и появились вследствие переноса в наш предковый геном чужеродной ДНК. Высказывание, что “ГМО — это химера, которая получена чисто искусственным путем”, неверно. Химера — это организм, состоящий из генетически неидентичных клеток. Такое может получиться, например, когда две оплодотворенные яйцеклетки сливаются вместе и образуют один эмбрион. К созданию ГМО это не имеет отношения.

Как указано в подводке к интервью, В.Цыдендамбаев сделал доклад о ГМО на слушаниях в Госдуме РФ. Если этот доклад содержал те же подтасовки, что и препарированное нами интервью, трудно надеяться, что дезинформированные депутаты сформулируют разумную государственную политику в области генной инженерии.

Александр Панчин,
кандидат биологических наук;

Михаил Гельфанд,
доктор биологических наук, член Academia Europaea
Статья опубликована в газете РАН Поиск № 4-5(2015).

Оставить комментарий авторам:
http://scinquisitor.livejournal.com/58445.html