Руандийскому геноциду «повезло» — его события были тщательно зафиксированы в громадном количестве статей, книг, донесений, видео- и аудиодокументах. Более того, многие из участников событий оказались на скамье подсудимых. Геноцид высветил самым неприглядным образом многие аспекты международной политики: слабость ООН, зависящей от крупных доноров и крупнейших мировых держав; нежелание крупнейших империалистических центров (США) влезать в конфликт, что означало попустительствовать ему; двойственная позиция бывших колонизаторов, – Франции и Бельгии, — чьи действия до геноцида и во время него были крайне противоречивы и колебались от поддержки до давления на режим президента Хабьяриманы; деятельность региональных игроков – от Бурунди и до Заира с Угандой; наконец влияние внешнего рынка – Руанда была экспортером кофе, колебание цен на него сильно ударяло по экономике страны, которая становилась зависима от внешних кредитов и помощи, а также самого руандийского режима, установившегося в стране после «социальной революции 1959 г.» Всё это, вместе с «традиционным» этническим разделением, и приведёт страну на порог национальной катастрофы. Именно о последнем, о складывании «хуту» и «тутси» и хотелось бы поговорить.
Когда говорят о хуту и тутси, то всплывает определенный этномиф – у нас есть два народа, один, тутси, по волею случая (завоевание), стал покорителем второго, хуту, (крестьяне-земледельцы) и начал формировать раннефеодальную верхушку. Получается, что этническое тесно перемешано с социально-классовым и в какой-то мере последнее обусловлено именно первым – этнически разнородные группы доминировали на разных этажах классовой пирамиды. Ненависть хуту к тутси, в таком случае, это ненависть зависимого крестьянина к своему угнетателю-феодалу. На самом деле всё было гораздо неожиданней, а сами категории хуту и тутси были «этнизированы» только в 1930-х годах бельгийскими колонизаторами (Прим.: в качестве источника использована книга «Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид», И.В.Кривушина, в [] дан номер страницы).
Большинство историков до сих пор спорят о том, кем были по происхождению хуту и тутси, но одно четко известно: в 19 веке (когда в регион их проживания дошли колонизаторы) оба «народа» говорили на одном и том же языке, у них были одни и теже обычаи, традиции и культы, они жили в одних и тех же общинах – «холмы» (прим. отсюда «Радио тысячи холмов». «Тысяча холмов» — самоназвание Руанды), носили одни и теже имена, активно заключали браки друг с другом[12]. Вплоть до короля Кигели IV, который вел активную завоевательную политику, руандийское общество было на раннем этапе складывания классовых отношений. Не было жесткой привязки ни к «хуту», ни к «тутси», которые были де-факто профессиональными категориями. Хуту – землевладельцы и жрецы, тутси – скотоводы и воины. Из хуту можо было выписаться в тутси и обратно. Более значимыми были родственные связи, жесткой социальной системы не существовало, а в окружении руандийских королей были представители обеих профессиональных групп[13].
Изменения начались с того, что близкие к «королевскому телу» тутси стали активно назначаться в качестве землевладельцев для покоренных при Кигали народов, а также, благодаря этой близости, по сравнению с хуту, тутси повысили свой статус. Концентрации военной, политической и отчасти экономической власти начала сдвигать баланс в обществе в сторону тутси. Тем не менее, за исключением центральной Руанды, где была введена система отработочных повинностей в пользу назначаемых вождей (тутси), на окраинах, на уровне «средней вождистской бюрократии», старост деревни и прочего – встречаются в большом количестве хуту, вплоть до глав провинций. Если феодальные преобразования и начали совершаться, то на ограниченной территории, не затрагивая большинство населения (хуту и тутси). И, всё же, в центре социальное положение хуту стало ниже, чем у тутси, но, до прихода колонизаторов, говорить об окончательно сложившимся разделении, тем более о складывании отдельных народностей, нет повода[14].
Тутси, начало 20 века
Согласно Рене Лемаршан, нельзя говорить о «племенах», поскольку тутси и хуту не противостояли друг другу в горизонтальном плане (как это бывает практически везде в Африке). Наоборот – мы имеем дело с социальным противостоянием, «когда меньшинство (тутси) притязает на львиную долю богатства и статуса, а большинство (хуту) занимает более скромное положение на традиционном тотемном столбе». Это различие усиливается разницей в хозяйственной сфере между скотоводческими и земледельческим хозяйствами (в частности тем, что первое требует больше земли и более затратно)[15].
Что же случилось потом? Потом были колонизаторы. И немцы, и бельгийцы обнаружили, что большинство племенной знати называет себя «тутси», более того – у них «европезированный тип лица». Для Европы 19 века, где по пригодности к прогрессу тщательно ранжировались человеческие расы – это было важной отличительной чертой. Именно из числа «европезированных» местных протофеодалов и набирались кадры для системы косвенного управления Руандой-Урунди (прим. «косвенное управление» — используемая колонизаторами система, задействующая местную знать, традиции, обычаи, культы для решения задач управления покоренной территорией; в её результате, между колонизаторами и покоренным населением складывался промежуточный слой, состоявший из отобранных из числа местных чиновников; такого рода система оказывалась часто ещё более жестокой и грабительской, чем прямое колониальное господство)[15].
Тутси, 1920г.
Наконец, в 1930-х годах бельгийцы решили провести тутсификацию системы управления, окончательно установив монополию тутси на отправление управленческих функций. Только администрацией дело не закончилось: католическая церковь стала преимущественно набирать в свои школы детей-тутси, отказывая в этом хуту. Важной особенностью тутсификации был заявительный характер, что значит – до разделения четких этнических критериев по тому, кто «тутси», а кто «хуту» не было. В результате проведенных меры выяснилось, что в Руанде 85% населения идентифицировали себя как хуту, 15% как тутси, 1% как тва (пигмеи)[16]. После регистрации населения, переход из одного состояния в другое оказался невозможен. Границы социального и этнического были жестко проведены и усилены нарастающей диспропорцией в доступе к административным должностям, образованию и т.д. Схожий процесс шел и в Урунди (Бурунди). В результате искусственного этногенеза в обеих группах появляется свой миф, который разводит по разные стороны оба «народа», которые чем дальше, тем больше считают себя обособленными этно-социальными группами[17].
Это универсальное орудие, расовая теория, то, что поможет определить,
кто стоит перед «сахибом»: «тутси» или «хуту».
Деколонизация и образования своих партий у тутси, а в особенности у хуту (в первую очередь Пармехуту – Партия движения за эмансипацию бахуту), привнесет свои особенности в процесс складывания национального самосознания. У хуту произойдет выворачивание наизнанку старого расистского мифа о «волнах хамитов, привносящих цивилизацию». Ясное дело, что хамитами колонизаторы считали «более европезированных» тутси. Хуту этот миф начинают трактовать не как привнесение цивилизации, а как нарушение исторической справедливости. Если у колонизаторов тутси выступали в качестве своеобразных «культуртрегеров», то у хуту в качестве завоевателей, незаконно узурпировавших власть у коренного населения[17].
В силу того, что хуту, занимавшие самые низкие этажи у основания классовой пирамиды руандийского общества, были большинством населения, а тутси – меньшинством, – для хуту национальное освобождение мыслилось и как ликвидация колониального господства, и как ликвидация господства «завоевателей-тутси». Последнее дало повод некоторым исследователям говорить о дуализме национально-освободительного «проекта хуту», который одновременно апеллировал к прошлому (вернем старое доброе время, время до господства тутси) и был революционным (ликвидация колониального господства, монархии тутси, всех связанных с ними форм дискриминации, эксплуатации, передел собственности и т.д.) Со своей стороны тутси «поддерживали» хуту, оправдывая своё господство теорией своего «расового превосходства над покоренными хуту».
Этнизация классового конфликта была настолько глубокой, что в Руанде партии были организованы строго по «этническому» принципу. Партия, которая бы объединяла в себе представителей двух групп, как это было в Бурунди (партия Упрона), просто не было. Не было даже общенациональных фигур-посредников, которые, если и не примирили бы, то хотя бы пытались наладить диалог между двумя разлетающимися друг от друга «этносами». Столкновения на этнической почве по мере движения Руанды к независимости становились всё неизбежней[18].
В последующей истории важное значение имеет Социальная революция 1959 года в Руанде. Она быстро переросла в восстание крестьян-хуту против феодалов-тутси, сопровождаясь первой резней тутси и первым их исходом из страны. Дальше уже начали действовать колонизаторы. Бельгийцы, чтобы сохранить своё влияние в стране, решили помочь большинству хуту захватить власть. Они помогли им сформировать полицейский корпус (не смотря на первоначальные заявления, он был на 100% сформирован из хуту), передали половину административных постов. После победы партии Пармехуту на местных (лето 1960г.) и парламентских (сентябрь 1961г.) выборах, когда хуту стали полностью доминировать на всех политических уровнях в общенациональном масштабе, была ликвидирована (15.09.1961) монархия-тутси (бельгийцы и тут не вмешались). Тутси оказались в прямом смысле этого слова не у дел. В 1963 году, после нападения тутси из Бурунди на лагерь руандийских военных, последовала резня лидеров общины тутси в стране. В результате за 4 года в Руанде сформировалось этнократическое государство, которое выражало интересы и обеспечивало господство только одного этноса – хуту[19].
Господство большинства над меньшинством обеспечивалось несколькими способами:
- Система этнорегистрации (сохранена с колониальных времен), в 1970-е годы дополнена ограничением права менять место проживания;
- Исключением тутси из полит.жизни (с декабря 1963), формальный запрет на партии начал действовать с 1964 года;
- Юр.ограничения на участие тутси в общественной жизни: квота в 9% в университетах, школе, бизнесе, админ.аппарате, производстве, тутси не мог стать офицером в армии, солдатам-хуту было запрщено жениться на женщинах-тутси;
- Периодические этнические чистки (1963, 1973);
- Пропаганда этнической ненависти и конфронтации: «Власть тутси – это причина всех бед, которые испытывали хуту испокон веков», памфлет Пармехуту в 1972 году[20].
Результаты такой политики не замедлили сказаться: чистки, беженцы, дискриминация привели к падение доли тутси в руандийском обществе с 17,5% в 1952 г. до 8,4% в 1991г.[20]
Грегуар Кайибанда
Как известно, «свобода каждого есть гарантия свободы всех». От многопартийной буржуазной демократии Руанда быстро скатилась к однопартийной, мало чем ограниченной, кроме внутреннего круга, власти президента. Концентрация власти в руках президента только усилилась после свержения в 1973 году генералом Жювеналем Хабьяриманой президента Грегуара Кайибанды[20].
Жювеналь Хабьяримана
Тутси были только началом, как быстро выяснилось, кланы, доминировавшие в руандийском обществе ещё в 19 веке, никуда не делись. Президент Кайибанда опирался на кланы хуту из Южной Руанды, при генерале-президенте Хабьяримане опора сместилась на север Руанды, прежде всего в префектуру Гисеньи. Выходцы оттуда стали быстро доминировать в политике страны и довели своё представительство в органах власти до 1/3 всех высших госпостов[21].
Кланы делили власть, меньшинство (тутси) маргинализировалось и дискриминировалось. Пока цены на кофе росли – режим не испытывал каких-либо трудностей в оплате поддержки среди своих сторонников-клиентов и представителей кланов. Экономическим прологом к геноциду было обрушение кофейного рынка и необходимость найти того козла отпущения, на которого можно было бы свалить вину за резкое ухудшение жизни большинства руандийцев.
Как мы видим, его не пришлось искать долго – тутси были под боком, их было мало, на них, в конечном итоге, и отыгрались. В тоже время, первобытная жестокость, с которой интерахамве (партийная милиция, состоявшая из безработной молодежи столицы Руанды, её окрестностей и беженцев – то бишь деклассированного элемента), импузамугамби (милиционные формирования радикальных хуту-националистов) и примкнувшие к ним обрушились на тутси, прямо лежит в «этнической компоненте» конфликта, вытащить который на поверхность активно помогала колониальная администрация (вначале немцы, потом бельгийцы) и привнесениепоследней расистского мифа, который был обработан прямо по месту (миф о хамитах, как «носителях цивилизации»), а потом усвоен и развит будущими сторонами конфликта.
Беженцы, солдаты, безработная молодежь — социальная основа «интерахамве»
Социально-классовый конфликт начал восприниматься как национальный, где на одной стороне было большинство, представленное «побежденной расой», а на другой – меньшинство из «расы-победителя». Соответственно, национально-освободительная борьба мыслилась не просто как цветные против белых, угнетенные против колонизаторов, а как «угнетенная раса», против колонизаторов и «завоевателей-угнетателей». В последних (тутси), хуту видели своих расовых врагов, которых надо было истребить. Борьба против феодалов, чиновников колониальной администрации и колонизаторов стала оборачиваться «расовой войной», итогом которой стал геноцид тутси. Согласно официальным данным, было убито 937 тысяч человек.
Post your comments