Идея общего блага равно чужда и глупому человеку, и тупоумцу,
но последний уже дошел до понимания личного блага и, следовательно,
получил определенную цель для существования. В основу этого личного
блага легли самые низменные инстинкты, но не надо забывать, что именно
они-то и давят на человека наиболее настоятельным образом. До такой
степени давят, что тупец начинает смешивать свое личное благо с общим
и подчинять последнее первому. И вот, когда он таким образом доведет
свое миросозерцание до наглости, тогда-то именно и наступает действительная
опасность. Ибо тупец, в деле защиты инстинктов, обладает громадной силой
инициативы и никогда ни перед чем не отступает. Если ему покажется, что
необходимо, в видах его личного самосохранения, расстрелять вселенную —
он расстреляет; ежели потребуется вавилонскую башню построить — он построит.
Насколько несложны цели, которые он преследует, настолько же несложны
и средства для их достижения. Все в нем потухло: и воображение, и способность
комбинировать и продолжать будущее, все, кроме немолчно вопиющих инстинктов.
М.Е. Салтыков-Щедрин , «За рубежом»
Всякое политическое учение, как и любое явление, имеет свое начало, свои корни. Есть они и у неолиберализма. Неолиберализм как экономическая и социальная доктрина окончательно был оформлен в трудах представителей Чикагской Экономической школы (Ф. Хайек, Л. Мизес, М. Фридман). Художественным же выражением идей неолиберализма являлась и является книга американской писательницы Айн Рэнд (настоящее имя – Алиса Розенбаум). Но при этом мимо нашего внимания проходит, что многие неолиберальные постулаты впервые были высказаны Гюставом Лебоном еще в далеком 1908 году. Какие его идеи предвосхитили неолиберализм?
Гюстав Лебон (Le Bon Gustave), 1841—1931— знаменитый французский психолог, социолог, антрополог и историк. Автор трудов «Психология социализма», «Психология народов и масс».
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим его капитальный труд «Психология социализма» (1908 г.). Каковы же взгляды автора и предвосхищают ли они неолиберальные?
Лебон в этой книге выражает уверенность
- что неограниченная экономическая конкуренция есть безусловное благо («В этой конкуренции люди способные могут только выиграть, а неспособные только проиграть»);
- что способности расы определяются по умению вести бизнес (« Английская раса обязана своим могуществом развитию частной предприимчивости и ограничению вмешательства государства. Раса эта идет по направлению, противоположному стремлениям социализма, и потому процветает» );
- что частный собственник всегда более эффективно распоряжается предприятием, чем госчиновник («Во всех странах мира хорошо известно, что предприятия, ведущиеся частными лицами, естественно заинтересованными в успехе дела, преуспевают гораздо лучше, чем правительственные, обслуживаемые безымянными агентами, в деле мало заинтересованными»);
- что вся экономика держится усилиями нескольких сотен наиболее способных людей («Предположим, что мерой, аналогичной отмене Нантского эдикта, которой социалисты, будь они у власти, очень скоро воспользовались бы, все выдающиеся умы Европы — ученые, артисты, промышленники, изобретатели, цвет рабочих и т. д. были бы изгнаны из цивилизованных стран и принуждены искать убежища на каком-нибудь необитаемом острове. Допустим еще, что они ушли бы туда без гроша. И все-таки, вне сомнения, этот остров, каким бы бедным мы его себе ни представляли, скоро сделался бы первой страной в мире по культуре и богатству. Богатство это вскоре позволило бы его владельцам содержать сильную наемную армию и вполне обеспечить свою безопасность»);
- что христианское учение достойно критики за его сочувствие к слабым и обездоленным, утверждается даже, что учение христианской церкви по сути социалистично («Христианство первых веков представляет собой время торжества социализма»).
Отметим, что Айн Рэнд называла «моралью самоуничтожения» христианскую мораль , созданную для того, чтобы «наказать человека за успех, которого он добился, подорвать его уверенность в себе, искалечить его независимость, отравить наслаждение жизнью, кастрировать гордость, остановить самоуважение и парализовать мозг, чтобы сокрушить цивилизованный мир и цивилизацию как таковую». Весьма примечательно, что А. Гитлер также «ненавидел христианство за то, что оно убивает в человеке все благородное» (цитата взята из дневника Й. Геббельса) и считал его «прототипом большевизма» (см. книгу Р. Эванса «The Third Reich at War 1939-1945»).
Более того, Лебон солидарен с неолибералами и в вопросах образования – он на протяжении всей книги жалуется на перегруженность классического образования лишними сведениями , а также на то, что классическое образование убивает волю , предприимчивость и инициативу. (Как тут не вспомнить заявления наших министров что «высшая математика убивает креативность».
«Англосаксы никогда не знали нашей гнусной системы воспитания, и отчасти поэтому они теперь и стоят во главе цивилизации, оставив далеко за собой латинские народы. Основы англосаксонского воспитания совершенно иные, чем у последних. Нескольких строк будет достаточно, чтобы показать очевидность этого различия.»…
« Основной принцип английского воспитания заключается в том, что ребенок проходит через школу не для того, чтобы быть дисциплинированным другими, а для того, чтобы познать пределы своей независимости. Он должен сам себя дисциплинировать и приобрести, таким образом, контроль над собой, из которого происходит самоуправление. Английский юноша выходит из школы с очень малыми сведениями по древним языкам и небольшими теоретическими познаниями, но в ней он стал человеком, умеющим руководить собой в жизни и рассчитывать только на самого себя. Методы воспитания, позволяющие достигать такого результата, удивительно просты. Подробное изложение их можно найти во всех книгах о воспитании, написанных англичанами. Воспитание у латинских народов стремится как раз к противоположному. Его цель — уничтожить инициативу, независимость, волю ученика мелочными и строгими правилами. Единственная обязанность ученика — учиться, отвечать уроки и повиноваться.<…>. После 7 или 8 лет этого каторжного режима всякие следы воли и инициативы должны исчезнуть. Но когда молодой человек будет предоставлен самому себе, как он сможет управлять собой, если он к этому не приучен? Удивительно ли после этого, что латинские народы так плохо умеют управлять собой и оказываются столь слабыми в коммерческой и промышленной борьбе, происходящей под влиянием мировой эволюции настоящего времени? Не естественно ли, что социализм, умножающий только те путы, которыми государство связывает граждан, принимается так охотно умами, столь хорошо подготовленными школой к рабскому подчинению?»
Лебону чудится социализм абсолютно в любом госрегулировании.
«Одной из главных целей коллективизма является поглощение государством всех отраслей промышленности и всех предприятий. А все то, что в Англии и особенно в Америке основано и ведется частной инициативой, оказывается в настоящее время у латинских народов большей частью в руках правительства, с каждым днем создающего новые монополии: сегодня — телефоны и спички, а завтра — алкоголь, рудники и средства передвижения. Когда поглощение будет полное, очень значительная часть мечты коллективистов осуществится.
Коллективисты хотят передать общественное достояние в руки государства различными средствами, особенно с помощью прогрессивного увеличения пошлин на наследство. Эти последние возрастают у нас с каждым днем: недавний закон только что довел их до 15%. Достаточно еще несколько раз повысить этот процент, чтобы дойти до социалистической нормы.
Коллективистское государство даст всем гражданам одинаковое, даровое и обязательное образование. Наша учебная система, это ужасное прокрустово ложе, уже давно осуществила этот идеал.
Коллективистское государство будет управлять всем посредством огромной армии чиновников, которые будут регламентировать мельчайшие подробности жизни граждан. Эти чиновники уже представляют собой целые полчища, они являются в настоящее время единственными действительными хозяевами в государстве. Число их растет с каждым днем единственно вследствие возрастания законов и правил, все более и более ограничивающих инициативу и свободу граждан. Они уже надзирают под разными предлогами за работой на фабриках и за малейшими проявлениями частной предприимчивости. Нужно будет только еще немного увеличить их число и расширить их полномочия, и мечта коллективистов осуществится также и в этом отношении».
Еще Лебон, подобно нынешним неолибералам, испытывает прямо-таки религиозную уверенность в неизбежности экономического коллапса после прихода социалистов к власти:
«Последствия такого поглощения всех функций государством и его постоянного вмешательства, требуемых всеми партиями без исключения, гибельны для народа, который подчиняется им, или скорее вызывает их. Это постоянное вмешательство, в конце концов, всецело уничтожает у граждан дух инициативы и ответственности, которыми они и без того обладают в столь малой степени. Оно обязывает государство управлять предприятиями с большими расходами, вызываемыми сложностью административного механизма, тогда как частные лица, побуждаемые собственным интересом, успешно повели бы эти предприятия без таких расходов, как это, впрочем, и делается в других странах» ; «Основные предложения социалистов отличаются, по крайней мере, чрезвычайной простотой: государство конфискует капиталы, рудники и имущества, распоряжается этими государственными богатствами и распределяет их между гражданами посредством огромной армии чиновников. Государство или, если угодно, община (коллективисты теперь не употребляют слова «государство») стала бы регламентировать все, не допускалась бы конкуренция. Самые слабые попытки инициативы, индивидуальной свободы и конкуренции были бы пресечены. Страна обратилась бы в громадный монастырь, подчиняющийся суровой дисциплине, которая поддерживалась бы армией чиновников. Так как наследственность имуществ уничтожена, то накопление богатств в одних руках не могло бы иметь места. Относительно же потребностей отдельных личностей коллективизм принимает во внимание почти только необходимость продовольствия и заботится только о нем. Очевидно, что такой режим относительно регламентации распределения богатств представляет собой как безусловную диктатуру государства или, что совершенно то же, общины, так и не менее безусловное рабство рабочих. Но этот довод не мог бы тронуть последних. Они очень мало интересуются свободой, чему служит доказательством тот энтузиазм, с каким они приветствовали появление Цезарей. Они также очень мало озабочены всем, что составляет величие цивилизации: искусством, наукой, литературой и прочим; все это быстро исчезло бы в подобном обществе. Программа коллективизма, следовательно, не содержит в себе ничего, что могло бы казаться им антипатичным. За пропитание, обещаемое теоретиками социализма рабочим, «они будут выполнять свою работу под надзором государственных чиновников, как, бывало, ссыльные в каторге под зорким глазом и угрозой надсмотрщика. Всякая личная инициатива будет задушена и каждый работник будет отдыхать, спать, есть по команде начальников, приставленных к охране, пище, работе, отдыху и совершенному равенству между всеми». Не будет при этом поводов к стремлению улучшить свое положение или выйти из него. Это было бы самое мрачное рабство без всякой надежды на освобождение. Под властью капиталиста рабочий может, по крайней мере, мечтать сам сделаться капиталистов, что и бывает. О чем же он будет мечтать под игом безымянной и неизбежной деспотической тираний государства-уравнителя, предвидящего все нужды граждан и управляющего всеми их вожделениями? Бурдо[14] находит, что такая организация была бы очень похожа на организацию иезуитов Парагвая. Не будет ли она еще более похожа на организацию негров на плантациях в эпоху рабства?» «Облавы и преследования заставили бы капитал бежать или скрываться и тем самым убили бы промышленность, которую он перестал бы поддерживать, а затем, как неизбежное последствие, уничтожился бы и всякий заработок. Это прописные истины, не требующие никаких доказательств».
Также Ле Бон отыскивает социализм аж в Античности:
«Не восходя к первобытному коммунизму этой низшей форме развития, с которой начинали все общества, мы можем сказать, что в древности уже были испытаны разные формы социализма, которые предлагаются и ныне. Особенно греки пытались их осуществлять. и от этих-то опасных попыток погибла Греция. Доктрины коллективизма изложены уже в «Республике» Платона. Аристотель их оспаривал, и, как сказал Гиро, резюмируя их сочинения: «все современные доктрины, от христианского социализма до самого крайнего коллективизма, находят там свое выражение». Не раз эти доктрины применялись и на деле. Политические перевороты в Греции были вместе с тем и социальными, т. е. имевшими целью изменить социальный строй и именно уравнять общественные положения разорением богатых и подавлением аристократии. Им это удавалось несколько раз, но всегда ненадолго. В конце концов Греция пала и утратила свою независимость. Социалисты того времени так же, как и теперь, расходились в своих положениях; единодушие их проявлялось только относительно разрушения существующего порядка. Рим положил конец этим вечным несогласиям, низведя Грецию до рабства и заставив продавать ее граждан в неволю.
Сами римляне не избежали покушений социалистов и принуждены были испытать аграрный социализм Гракхов. Он ограничивал каждого гражданина определенной площадью земли, распределял остатки земли между бедными и обязывал государство кормить нуждающихся. Все это привело к борьбе, создавшей Мария, Суллу, междоусобные войны и, наконец, падение республики и владычество империи. Евреи также знакомы с притязаниями социалистов. Проклятия со стороны еврейских пророков этих настоящих анархистов той эпохи направлены преимущественно против богатства. Сам Иисус Христос вступался особенно за права бедных и осуждал богатых. Только бедному предназначено царствие небесное, а богатому труднее в него войти, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко.»
Сближает Ле Бона с неолибералами и рабское преклонение перед англосаксонскими государствами – США и Британской Империей («Для англичанина чужие расы как бы не существуют; он имеет чувство солидарности только с людьми своей расы и в такой степени, в какой не владеет им никакой другой народ. Чувство это держится на общности идей, вытекающей из чрезвычайно прочно сложившегося английского национального духа. Всякий отдельный англичанин в любом уголке мира считает себя представителем Англии и вменяет себе в непременную обязанность действовать в интересах своей страны. Она для него — первая держава во всей вселенной, единственная, с которой надо считаться.») и презрение к своей нации, представление истории своей Родины как мрачного чередования коллективистско-социалистических деспотов, представление всей истории Франции в виде непрерывной деградации и нравственного разложения французского народа.
«Латинские народы расплачиваются теперь за прошлые свои ошибки. Инквизиция систематически уничтожала в Испании в течение нескольких веков то, что она имела наилучшего. Отмена Нантского эдикта (Людовик XIV, 1685 г.), революция, империя, междоусобные войны уничтожили во Франции самые предприимчивые и энергичные натуры. Слабый прирост населения, отмеченный среди большей части латинских народов, еще усиливает эти причины упадка. Если бы еще воспроизводились лучшие части населения, то беды не было бы никакой, так как не число жителей данной страны, а их высокие качества составляют ее силу. К несчастью, численный уровень населения еще поддерживается только самыми неспособными, самыми слабыми, самыми непредусмотрительными», «Значит, не принципами 1789 года, как это часто повторяют, живем мы в настоящее время. Мы живем принципами, созданными старым режимом, и развитие социализма представляет собой только их высший расцвет, последнее проявление идеала, преследуемого в течение веков. Идеал этот, несомненно, был некогда очень полезен в такой несолидарной стране, как наша, которую можно было объединить только энергичной централизацией. К несчастью, по установлении единства, привычки, глубоко укоренившиеся в душе народа, не могли измениться. Убитый в гражданах дух предприимчивости не мог возродиться с уничтожением местной жизни. Умственный склад народа создается медленно, но также очень медленно изменяется, когда он установился» «Люди латинской расы совершенно неспособны понимать чужие идеи и, следовательно, неспособны их уважать. По их мнению, все люди созданы по одному шаблону и, следовательно, должны мыслить и чувствовать одинаковым образом. Следствием этой неспособности является их крайняя нетерпимость. Эта нетерпимость проявляется тем ярче, что усваиваемые ими мнения, будучи чаще всего внушены чувством, оказываются недоступными никакой аргументации. Всякого, кто не согласен с их воззрениями, они считают злонамеренным существом, которое надо преследовать, пока не удастся избавиться от него хотя бы и самыми насильственными мерами. Религиозные войны, Варфоломеевская ночь, инквизиция, террор все эти явления суть следствия этой особенности латинского духа. Она навсегда сделает для них невозможным продолжительное пользование свободой. Человек латинской расы понимает свободу только как право преследовать тех, кто не так думает, как он».
В этом есть также определенное сходство и со взглядами «русских» либералов, полагающих всю историю России как азиатскую, рабскую деспотию.
Суммируя все вышеприведенное, можно с определенной уверенностью утверждать, что Гюстав Лебон предвосхитил значительную часть неолиберальных догм и самый тип рыночного фундаменталиста.
Post your comments