125 лет тому назад, летом 1892 года, молодой юрист Владимир Ильич Ульянов получил право на самостоятельное ведение уголовных дел. В постсоветский период в печати усиленно распространялось мнение, что все его дела были какими-то пустяковыми, и будущий Ленин все их проиграл. Но это не совсем так или даже совсем не так. По крайней мере, некоторые из его дел имели, как сказали бы теперь, «большой общественный резонанс». Одним из наиболее известных было дело портного В. Муленкова, обвинявшегося в богохульстве.
Злополучный портной провинился в том, что при свидетелях в бакалейной лавке «ругал поматерно Бога, Богородицу, Святую Троицу». Здесь надо пояснить, что такая матерщина в те времена была обыденным явлением, хотя и каралась, по закону, тюремным заключением. В особо тяжких случаях и при наличии злого умысла на «возложение хулы на славимого в Единосущной Троице Бога» за данное деяние по статье 176 «Уложения о наказаниях…» могли дать даже до 15 лет каторги.
В данном случае вина обвиняемого усугублялась тем, что заодно с троицей и богородицей он ругал «Государя Императора и его Наследника, говоря, что Государь неправильно распоряжается».
С картины П. М. Лебедева «В.И. Ульянов выступает в Самарском окружном суде в качестве адвоката по делу крестьянина В.И. Муленкова»
Заметка из «Самарских губернских ведомостей» от 5 августа 1892 года
А с Октября 1917 года, когда бывший адвокат возглавил российское правительство, дела о богохульстве надолго отошли в область преданий. А вскоре — вот удивительное дело! — куда-то испарилось из повседневного быта и само матерное богохульство. Современным матерщинникам, сколько их автору этих строк ни доводилось слышать, отчего-то не приходит в голову завернуть в «бога-душу-мать», как это через слово делали их дореволюционные собратья. Вдруг оказалось, что наказание за богохульство и матерная брань по адресу «Бога, Пресвятой Богородицы и Пресвятой Троицы» неразрывно связаны между собой! Нет наказания — нет и преступления! Ах, если бы со всеми остальными преступлениями из уголовного кодекса можно было так же легко покончить: отменить за них наказание, и баста!
Что по этому поводу можно сказать? Пожалуй, две вещи.
P. S. Было и другое громкое дело молодого адвоката, на котором он выступил против местного «олигарха» купца Арефьева, который, похоже, считал реку Волгу своей собственностью и никому, кроме его парохода, не позволял перевозить через неё пассажиров. Купцу-самодуру пришлось посидеть месяц за решёткой. Но это уже другая история… Всего же подзащитными адвоката Ульянова побывали два с лишним десятка человек, и в 5 случаях ему удалось добиться для них оправдания, одно дело завершить примирением сторон, а для 8 обвиняемых — смягчить наказание. Он выиграл также два сложных гражданских дела. Адвокатская практика В. И. Ульянова прервалась его арестом 9 декабря 1895 года. Однако помогал он людям советом в судебных делах и позднее. В 1922 году В.И. Ленин вспоминал: «когда я был в Сибири в ссылке, мне приходилось быть адвокатом. Был адвокатом подпольным, потому что я был административно-ссыльным, и это запрещалось, но так как других не было, ко мне народ шёл и рассказывал о некоторых делах».
— Вот я к тебе и пришёл, выгораживай меня!
— Не могу, не мастер, — ответил на это Владимир Ильич.
— Я ведь — не даром прошу, — настаивал купец. — Грабь сколько хочешь!
Однако Ульянов повторил свой отказ.
— И за что он меня обидел, — недоуменно жаловался потом купец, — не пойму!
Своим коллегам Владимир Ильич объяснил:
— Заведомого вора защищать неохота!
— А я вот взял его дело, — сказал другой адвокат, — ибо поступаю по незыблемому закону правосудия: каждый, будь он даже вор, имеет право взять себе защитника!
— Против права вора брать себе защитника, — парировал Ульянов, — не возражаю, отвергаю только право защитника брать воровские деньги за защиту!
А позднее Владимир Ильич очень любил приводить «удачное» изречение Бебеля о юристах: «Юристы самые реакционные люди на свете». И слова Маркса: «Юридически — значит фальшиво». А вот прекрасная цитата Ленина об адвокатах, сказанная ещё до революции: «Адвокатов надо брать в ежовые рукавицы и ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает. Заранее им объявлять: если ты, сукин сын, позволишь себе хоть самомалейшее неприличие <…>, то я, подсудимый, тебя оборву тут же публично, назову подлецом, заявлю, что отказываюсь от такой защиты и т. д. И приводить эти угрозы в исполнение. Брать адвокатов только умных, других не надо… Будь только юристом, высмеивай свидетелей обвинения и прокурора, самое большее противопоставляй этакий суд и суд присяжных в свободной стране, но убеждений подсудимого не касайся, об оценке тобой его убеждений и его действий не смей и заикаться. <…> Конечно, всё это можно изложить адвокату не по-собакевичевски, а мягко, уступчиво, гибко и осмотрительно. Но всё же лучше адвокатов бояться и не верить им».
Post your comments