communist.ru

Поскольку яблочникам опять неймется и Митрохин довыпендривался с «памятью юнкеров» до задержания, то самое время напомнить, как именно проходила Октябрьская революция в Москве.

Поскольку Москва на тот момент еще не была столицей, кровавые события в Москве в исторической памяти остаются в тени почти бескровной смены власти в Петрограде (притом, видимо, у обеих сторон).

Тем не менее, именно Москва впервые показала: так мирно, как в Петрограде, дальше не пойдет, и именно в Москве впервые появилось словосочетание «белая гвардия», давшее название всей антибольшевистской стороне Гражданской войны. И хотя в итоге бои в самом городе закончились через неделю, многие из участвовавших в них с белой стороны юнкеров и офицеров … правильно, были отпущены под честное слово и сбежали на Дон, где и примкнули к нарождающейся Добровольческой армии.

А начиналось всё так:

На момент взятия власти в Петрограде II Съездом Советов, в котором большевики и сотрудничавшие с ними в тот момент левые эсеры имели большинство, расстановка в органах власти в Москве была довольно сложной даже по меркам России 1917 г.: в избранной в июне 1917 г. городской думе больше половины мест имели эсеры, однако уже в сентябре 1917 г. большевики заняли больше половины мест в районных думах; тем более, большевистское большинство было в Совете рабочих депутатов — но солдаты были настроены менее большевистски, чем в Петрограде, и Совет солдатских депутатов с Советом рабочих депутатов не объединились.

25 октября (здесь и далее — по старому стилю) 1917 г., получив известие о захвате власти в Петрограде большевиками, городская дума, командование округа и ряд общественных организаций образовали Комитет общественной безопасности, в ответ Совет рабочих депутатов и Совет солдатских депутатов создали, по образцу Петрограда, Военно-революционный комитет — однако, в отличие от Петрограда, в его состав вошли меньшевики (как сами они позже признавались, с целью сорвать «большевистскую авантюру»), а большевики не стали им в этом препятствовать.

Разумеется, с таким руководством действия московского ВРК были куда менее решительными, хотя обе стороны (большевики опираясь преимущественно на солдат и рабочих-красногвардейцев, КОБ — на юнкеров многочисленных в Москве военных училищ, офицеров и наскоро созданных из представителей имущих классов и учащейся молодежи добровольческих формирований — той самой «белой гвардии») стали захватывать ключевые точки и здания города.

27 октября меньшевики, наконец, вышли из состава ВРК.

К 28 октября расстановка сторон напоминала «бублик» — кремлевский гарнизон на стороне ВРК, бОльшая часть центра под контролем КОБ и рабочие окраины — снова под большевистским контролем.

Именно в таки условиях окружившие Кремль юнкера потребовали от не имевшего связи с окраинами кремлевского гарнизона сдаться — а после того, как солдаты гарнизона сдались, по ним открыли огонь из пулеметов, погибло несколько десятков человек (тех, кто остался в живых, вплоть до освобождения — 5 дней — держали без еды).

Любви и доброжелательности к белым со стороны большевиков это, понятное дело, не добавило, и окружавшие центр войска начали обстреливать позиции белых, в том числе, с применением артиллерии (что чуть не породило правительственный кризис уже в Петрограде — Луначарский в знак протеста чуть было не покинул пост наркома просвещения).

Менее боевой и более примиренческий настрой московских большевиков по сравнению с питерскими показывает и заключенное 29 октября на 24 часа и нарушенное белыми перемирие. После перемирия белых таки дожали к 2 ноября — но по условиям капитуляции они остались на свободе, а офицерам даже было сохранено оружие.

Расстреляны на месте, впрочем, оказались … те самые юнкера, расстрелявшие часть сдавшихся солдат в Кремле, и застрелили их те самые сдавшиеся и просидевшие несколько дней без еды солдаты. Оставшихся же в живых в Кремле юнкеров новым властям пришлось охранять от красногвардейцев и солдат, хотевших с ними расправиться.

Таким образом, плач Митрохина в точности соответствует известному в известных кругах анекдоту «А нас-то за что?».

Iwia