Снесен памятник герою-разведчику Н. И. Кузнецову на Украине

14 апреля, в журнале одного левого блогера прочитал отрывок из трогательных воспоминаний о легендарном советском разведчике Николае Ивановиче Кузнецове. В общем-то, ничего плохого в этом, конечно, нет. Может быть, автор блога просто не знал о происходящем. Но… Ведь В ЭТОТ ЖЕ САМЫЙ ДЕНЬ, вернее, в ночь на 14 апреля, в Ровенской области в селе Повча «неизвестные» снесли памятник тому самому Николаю Ивановичу Кузнецову. А заодно почти одновременно с этим опубликованы планы переименовать город Кузнецовск, в той же Ровенской области, названный в его честь. Теперь город назовут «Вираш», хотя с момента его основания в 1973 году он носил нынешнее название. Как известно, Н. И. Кузнецов под видом немецкого офицера работал в германском рейхскомиссариате на Украине и, разумеется, своей деятельностью принёс существенный вред интересам рейха и фюрера. Он лично ликвидировал 11 генералов и высокопоставленных чиновников оккупационной администрации нацистской Германии на Украине. Ненависть к нему украинских националистов понятна… Ранее, в 1992 году, памятники разведчику уже были демонтированы во Львове и в Ровно. Львовский памятник, впрочем, удалось сохранить, его переправили в Россию, в Свердловскую область. (Ровенский памятник перенесли на мемориальное кладбище, и дальнейшая судьба его под вопросом — вряд ли замайданные нацисты на этом успокоятся).

Так теперь выглядит место в селе Повча, где стоял памятник Н. И. Кузнецову

Почему-то я сразу представил себе Францию 220 лет назад. В сентябре 1794-го, уже после казни Робеспьера, термидорианский Конвент с высочайшими почестями отправил тело погибшего годом ранее вождя якобинцев Жана-Поля Марата в Пантеон. Это было очень странно: Робеспьера — на эшафот, Марата — в Пантеон. (Но разве не странно, когда сейчас Верховная Рада вроде собирается отмечать 9 Мая, и в то же время сносит памятники героям-антифашистам?)

Жан-Поль Марат

Однако вдруг «золотую молодёжь» или «мюскаденов» (близкий аналог нынешних уличных погромщиков на Украине) прорвало дикой, неукротимой, долго таившейся ненавистью к покойному. Изо дня в день на парижских улицах стали глумиться над памятью Марата. Например, 2 плювиоза III года (21 января 1795 года) толпа из 200-300 погромщиков ворвалась во двор Якобинского клуба (закрытого двумя месяцами ранее и разгромленного мюскаденами) и торжественно сожгла чучело Марата: «Затем пепел был помещён в ночной горшок и выброшен в сточную канаву Монмартра, которая, как говорят, должна была стать пантеоном всех якобинцев и кровососов».
И вот, прислушавшись к этим настроениям «улицы», где тон задавали ~~замайданные правосеки~~ контрреволюционные мюскадены, Конвент постановил: вынести прах Марата из Пантеона. 8 вантоза III года (26 февраля 1795 года) тело Марата уже безо всяких почестей перезахоронили на кладбище святой Женевьевы, а ликующие мюскадены сбросили бюст Друга Народа в парижскую канализацию. Но это ещё не конец этой истории… Об окончании большинство историков деликатно умалчивает, ибо уж больно оно неприглядно, но историческая правда есть историческая правда. А было так: гроб с телом революционера зарыли очень небрежно, неглубоко, и через несколько месяцев дожди размыли могилу. «Узнав об этом, — писала «Газетт Франсез» спустя несколько месяцев, — гражданский комиссар секции Пантеона отправился на кладбище и выбросил в грязь нечистые останки разбойника…»
«В грязь» — то есть в ту же самую канализацию. Прошло ещё десять лет, во Франции уже царствовал император Наполеон. И в 1805 году решено было обследовать водостоки Парижа. Об этом пишет Виктор Гюго: «Самая поразительная находка была сделана у входа в Главную клоаку. В прежние времена вход был загорожен решёткой. Ныне сохранились лишь крюки, на которых она держалась. На одном из крюков, вероятно, занесённый потоком, висел, зацепившись за него, безобразный, испачканный кровью, истлевший лоскут… Оказалось, что у них перед глазами находился лоскут от савана Марата. В юности у Марата бывали любовные приключения. Они относились к тому времени, когда он служил при дворе графа д’Артуа в качестве лекаря при конюшнях. От любовной связи с одной знатной дамой у него осталась эта простыня, то ли случайно забытая, то ли подаренная на память. Это было единственное тонкое белье, которое нашлось в доме Марата после его смерти, и его похоронили в этой простыне. Старухи завернули сурового Друга народа в пелены сладострастия, превратив их в погребальные… Изорванный лоскут оставили на месте, не тронув его… Печать судьбы была здесь слишком явственна, чтобы осмелиться на неё посягнуть. К тому же могильные останки подобает оставлять в том месте, какое они сами себе избрали. Всё же это была необычайная реликвия. На ней спала маркиза, в ней истлел Марат; она прошла через Пантеон, чтобы достаться крысам клоаки. Обрывок альковной ткани, которую с таким весёлым изяществом изобразил бы некогда Ватто, кончил тем, что стал достойным пристального взгляда Данте.»
Но к чему я всё это вспомнил? Да потому, что хотя у нас (в бывшем СССР) на дворе давно уже не Термидор, и не бонапартизм, а чистейшей воды Реставрация, то, что происходит с памятниками и знаками в честь революционеров, в точности повторяет историю с бюстом Марата. И вот я представил себе: в тот самый день, когда «золотая молодежь» за ноги вытаскивает тело Марата из могилы, чтобы сбросить в канализацию, кто-то из уцелевших якобинцев делится ~~в своём бложике~~ трогательными воспоминаниями о Друге Народа, и не вспоминает о том, что непосредственно в это время происходит за окном… Интересно, граждане «нейтралы» и «левые» (ха, ха) замайданцы, вы что, не понимаете, что сколько вы ни одобряйте действия мюскаденов или не молчите о них, рано или поздно они доберутся и до вас?
А между тем история и фашистские погромщики сегодня дают всем левым и всем антифашистам материал для прекрасного исторического урока — если нет сил на сопротивление, то хотя бы просто указать пальцем и сказать: смотрите, друзья, вот оно, то зло, с которым воевали все революционеры и антифашисты, все враги реакции и друзья народа — от Жана-Поля Марата и до Николая Ивановича Кузнецова. Смотрите прямо в его лицо и запоминайте, и никогда не забывайте впредь!
Но нет… От левых «нейтралов» — прямо как от каких-нибудь недорезанных «последних монтаньяров» 1795 года, молчание или взвешенное на аптекарских весах тщательно дозированное сожаление, а от «левых» замайданцев, упрямо набивающихся в друзья мюскаденам — так и просто прямая поддержка.
Однако хочется думать, что для кого-то эти события всё-таки послужат уроком антифашизма. И кто-то сможет в будущем повторить слова поэта:
Историки с гидрой плакаты выдерут
— чи эта гидра была, чи нет? —
а мы знавали вот эту гидру
в её натуральной величине.